Гуд бай, Арктика!..

Видимо, их поиск увенчался успехом. Ибо когда находят Снарка, он оборачивается Буджумом, ужасным и неописуемым. Это пустота, черная дыра, из которой мы вышли чудесным образом и которой в конце концов будем поглощены. Проще говоря, движок потарахтел-потарахтел и затих. Свет погас. Наступила египетская тьма. Австралийцы мигом унялись. Отовсюду послышался пушечный перекатистый храп.

– А тараканы подумали, – зашептал Леня, – о! Люди угомонились, теперь мы будем хулиганить!..

Я встала, взяла подушку, ковер, наброшенный на эту бесприютную кровать, и отправилась на верхнюю палубу.

– Ну, зря, – Леня ухватил меня за руку. – Давай считать, что у нас тут санаторий. Место, где мы изживаем первобытные страхи.

Когда мы сходили на берег, старый вьетнамский кэп попросил заполнить анкету – как нам понравилась его развалюха с тараканами. Леня на все ответил: «excellent», и только жилищные условия отметил: «good».

После путешествия в Халонг мы опасливо поглядывали на наших новых компаньонов, которые роились и сдвигали кружки с пенящимся пивом местного розлива, оглашая взрывами смеха крошечный зал ожидания.

– Не напоминает тебе Вьетнам? – спросил Леня. – Все так уже говорят одновременно. Скоро купаться начнут прыгать.

Вспомнили, что Рут Литтл родом из Австралии.

– Ладно, если только Рут, – успокоенно сказал Леня. – Один в поле не воин. Наверно, мы, русские, тоже не внушаем им доверия. Прочитали «Братьев Карамазовых» – теперь не знают, чего от нас ждать. Сможем ли мы все ужиться в столь ограниченном пространстве? – Он открыл замусоленный англо-русский словарь, положил ноги на чемодан с Луной и задремал.

Тут наконец прилетел запоздавший самолет.

Мы долго поднимались сквозь непролазный слой облаков – казалось, мы в них совсем увязли. Вторая бессонная ночь. Уже засыпая, я слышала, что принесли бутерброды, правда, их почему-то не дарили, а продавали. Леню давно сон сморил.

Вдруг будто колокольчик звякнул над ухом. Я посмотрела в иллюминатор. В ясной черноте ночи – абсолютно безоблачной – под куполом небесным полыхало изумрудное с лимонным и аметистовым полярное сияние. Корона и развевающиеся протуберанцы, которые разгорались прямо на глазах.

Я крикнула:

– Северное сияние!

Леня с трудом открыл глаза, глянул на игру энергетических токов и волшебных пространств, после чего пробормотал, неумолимо засыпая:

– Да ладно тебе, там, на Груманте, мы это сияние сто раз увидим!

Глава 7

«Северный полюс алкоголя не терпит!»

Прямо из самолета мы шагнули в сырую темень. Лил дождь, с моря задувал колючий ветер. По левое крыло поднималась отвесная гора, скрытая туманом и облаками, справа расстилался дикий брег, свинцовый океан и огоньки горели вдалеке – то ли корабли на приколе, то ли маяки. Вода светилась, а воздух – Леня потом говорил, что вмиг почувствовал, – воздух Лонгиербюена был слишком чистый, явно разреженный.

Название городка мы стали с легкостью произносить лишь к концу нашего путешествия. Что было трудного, почему так ломали язык? Казалось бы, проще простого: Лонгиербюен, что означает «поселение Лонгиера», по имени романтика-бизнесмена, который открыл здесь шахты и начал добывать уголь. Через пару лет он продал свой бизнес норвежской компании. Сквозь клочья тумана вырисовывались на горах остовы башенок – то ли они работают эти шахты, то ли заброшены, то ли серединка на половинку, непонятно.

В аэропорту нас встретило чучело белого медведя. Мы на него посмотрели неодобрительно. Наутро такое же чучело попалось нам на глаза в Полярном музее. В приюте «Base Camp», где мы собрались немного выспаться, дощатые стены были обиты пятнистыми шкурами нерп.

Мы с Леней плохо относимся к шкурам и чучелам. Однако нам объяснили, что жители снежных краев – саамы, эскимосы и алеуты – имеют специальные квоты на морской промысел. Из нерповых шкур они шьют непромокаемые кухлянки, двойные меховые штаны и сапоги-торбоса. Из шкур моржей получаются прочные каркасные каяки и байдары, кости китов с незапамятных времен служили им строительным материалом. На обогрев и освещение жилья шли пропитанные жиром китовые кости, тюлений и олений жир. Да и потом северные люди могут без передышки поглощать десять-четырнадцать килограммов жира, масла и мяса! А если бы эскимосы и алеуты питались продуктами, которыми я кормлю Тишкова, эти народы не дожили бы до наших дней.

Но разрешается только им, для остальных существуют охотничий сезон, лицензии и все такое. А если, к примеру, Леня вздумает ни с того ни с сего застрелить моржа или полярного медведя, он будет иметь дело с норвежской полицией, и ему придется выложить такой штраф, что никаких не хватит гонораров – ни за Луну, ни за чугунных водолазов, ни за бархатных даблоидов.