Гуд бай, Арктика!..

Был холодный короткий день, мы оказались затерянными в Студеном океане, чьи смерзшиеся брызги скоро облачили нас льдом, словно рыцарскими доспехами. На палубе дул шквальный ветер, гладь моря колыхалась кругом, как и пять тысяч лет тому назад. Арктика раскрывалась перед нами в своем истинном свете – страны мрака, холода, голого камня и льда. Солнце скрылось, небо заволокло сиреневой массой, пейзаж сделался печальным и безжизненным, лишь буревестники и поморники, спутники судов, ложились крылом на воздух, как живые парящие сферы, посредники между вышним и проявленным миром.

Все это нагнало на нашего брата великую меланхолию, так что, увидев рядом со шхуной трех моржей, мы обрадовались им, как родным. Высунувшись по плечи из моря, моржи поглядывали на сбежавшуюся публику, раздувая щеки и напоминая Диззи Гиллеспи во время горячего соло на трубе. Такая радость была видеть их в добром здравии, в хорошем расположении духа! Все при них – жесткая щетина усов, белоснежные бивни, до которых с незапамятных времен было столько охотников.

Морепроходцы сгрудились по правому борту, кораблик дал крен.

– Да вы не суетитесь, – сказал Волков. – Сейчас мы подчалим к Моржовому острову. Там будет лежбище целого стада, только бы их не напугать, а то поднимается паника, они начинают пихать детенышей в море и, часто бывает, давят. К тому же самцы бросаются на защиту и могут атаковать «зодиак».

Сквозь колючую снежуру вглядывалась я в надвигающийся берег, пытаясь различить моржиные очертания. Мне казалось, такое многоголовое стадо будет видно издалека, до наших ушей докатится их громогласный рев, лай, хрюканье и нежное посвистывание. Моржи за сто верст чуют приближение человека, но мы подбирались к ним против ветра, да какого! Волков еле удерживал «зодиак», пока высаживал нас на берег, чтобы лодку не унесло в открытое море.

Все волновались, готовились к встрече с моржами, думали, как они отнесутся к непрошеным гостям? А встретил нас плоский пустынный остров Мофен, жутко неприветливый, напрочь лишенный растительности, без признаков жизни, разве вокруг невысокого взлобья волна о камень плеснет, с камня бежит, да у кромки прибоя бились и позванивали льдинки, меж которых мельтешили, не пугаясь ледовитых волн, кулички-песочники. Мы были подавлены пустотой этого клочка суши, опоясанного водой, продувного со всех сторон, его тяжелым сумрачным небом и морем с налетом ледяного сала.

«Ноордерлихт» медленно канул в снежные завихрения. А его команда, словно блуждающее по лесам и полям воинство короля Херлы, очутилась на необитаемом острове, сплошь усеянном костями.

Много раз мы отмечали на проплывающих мимо берегах могилы первопроходцев и зверобоев, места их захоронений носили хмурые названия: Мыс мертвецов, Гора мертвецов, Остров мертвецов, Залив креста, Бухта скорби, Гора печали.

Мофен был островом упокоения моржей.

Я сразу обнаружила позвонок кита. Потом еще несколько китовых позвонков и череп моржа. Сначала мы шумно удивлялись то одной кости, то другой, потом они стали попадаться на каждом шагу – обглоданные медведями и ветрами, обклеванные чайками, а вскоре возник целый моржовый мемориал, усеянный черепами с отпиленными бивнями, как на картине Верещагина «Апофеоз войны» – гора черепов, челюсти с зубами, лопатки, позвонки…

Мы очутились за пределами мира, достижимыми для рода людского, и назад уже не было возврата. Кругом ни души. Только углубления от покоившихся на песчаном пляже ластоногих великанов, как раз моржи любят песочек и гальку, к чему им царапать брюхо на острых больших камнях? Борозды от объемных тучных тел тянулись к морю, отпечатались на берегу следы ласт, в пальцевые вмятинки сыпался снег. Всюду птичий и моржовый помет, старые гнезда бургомистров с примерзшим пухом, припорошенным снегом, целые стволы деревьев с длинными корнями, приплывшие из Сибири, листья ламинарий, выброшенные на песок, рыбацкие сети с буйками, угловатые льдины – места до того голые и костлявые, прямо страх берет. Самое время распевать псалом, который настойчиво рекомендовал своим спутникам в подобных случаях святой Брендан: «Ниспошли, Господи, Свет Своего Лика на нас!..»

Синтия нашла коробку от вологодского молока и остов детского автомобильчика.

– Lonely Island, – печально сказала Синтия.

Как-то неуютно нам стало, очень неуютно, да еще снег секучий косой затруднял дыхание, обжигал лицо, слепил глаза, – каждый думал: эх, зря я не надел на себя все содержимое чемоданов.

Даже Дэвид Баклэнд, который годами готов слушать рокот Ледовитого океана, и тот, зябко поеживаясь, сказал Андрею:

– Пожалуй, пора на корабль…

Мы уже стали надевать спасательные жилеты. Как вдруг море вспенилось бурливо, и показались пять шаровых макушек! Потом глаза, носы и сахарные клыки. Пятеро моржей разглядывали нас на почтительном расстоянии – с опаской и любопытством.

Леня ахнул и со своей камерой без приближения наперевес бросился к моржам прямо в море.