Хосров разучился получать удовольствие от единственного, что ему его доставляло после войн. Битв в ближайшей перспективе не ожидается, а секс безвкусен. Всё это время Хосров вгрызается остервенело в меняющиеся тела: худые, полные, брюнетов, рыжих, рождённых блондинами – всё не то. Тела и голоса меняются – удовольствие не возвращается. У него в ушах только один голос, перед глазами одно, всё никак не отпускающее лицо, и Хосров уверен, что отныне «то» может быть только с ним. Он пытался его представлять, отбирал в гареме хоть мало-мальски похожих, заставлял их срывать голос, а в самом опять пустота. Тот омега вклинился в душу, застрял костью в глотке зверя, и Хосров до него либо дорвётся, либо так и догорит в этом пламени внезапно вспыхнувшей страсти.
– Уходи, – не оборачиваясь, приказывает он омеге, который, поспешно собираясь, покидает спальню, а сам, натянув на себя одежду, идёт в сад.
Надо попробовать успокоить мысли, перестать прокручивать в голове раз за разом их короткую встречу. Он опускается на скамью рядом с искусственным прудом, смотрит на отражение склонившей к воде голову ивы, но её не видит. Там, на зеркальной глади воды, он видит его лицо, конкурирующее по красоте с отражающейся луной.
Этот омега в этом же дворце, ведь Арслан пока к себе не уезжал. Хосров даже точно знает, какой этаж и какая дверь, но в то крыло даже ступить не смеет. Ему кажется, что в этот раз он точно не устоит, он просто заберёт его к себе, закроет за ним дверь, а потом обнажит меч перед Арсланом. А так нельзя. Арслан – верный друг и воин. Да и Гуук Хосрова не поймёт, и причина одержимости омегой вовсе смехотворна. Хосрову цепями своего зверя бы обмотать, вызвать к себе ещё омег и девушек, утонуть в вине и в их ласке, и плевать, что он уже сейчас знает, что всё равно будет не то. Всё не то.
Просидев так, несмотря на холод, до первых лучей солнца, альфа идёт обратно к себе и замирает на полпути от забившегося в ноздри знакомого запаха жасмина. Он, передумав идти в спальню, двигается на запах и, не пройдя и десяти шагов, сталкивается, с пытающимся дотащить до крыла прислуги большой глиняный кувшин омегой.
– Господин, – опускает взгляд парень, а Хосров, отобрав у него кувшин, ставит на пол.
– Что ты здесь делаешь с утра пораньше? – спрашивает альфа и любуется его красотой, обладать которой жаждет настолько сильно, что это желание его внутренности в спирали скручивает.
– Я наказан, поэтому помогаю прислуге. Прошу вас, не разговаривайте со мной, – испуганно смотрит по сторонам омега.
– За что ты наказан?
– Я говорил с садовником, – запинается парень. – Но вы не подумайте, – поднимает на него глаза и сразу же опускает, – я просто узнавал у него, как ухаживать за розами, а другие омеги сказали господину, и тот передал главному господину.
– Арслану?
Омега кивает.
– Это всё наказание?
Омега отрицательно качает головой.
– Что ещё?
– Пятьдесят ударов плетью.
– «Чёртовы правила и чёртовы омеги гарема», – со злостью думает Хосров.
– Наказание уже исполнено?
– Будет исполнено, когда у господина будет желание.
– Как тебя зовут?
– Ани, – услышав шум, хватает кувшин омега и, с трудом двигаясь с ношей, идёт к кухне, провожаемый долгим взглядом альфы. Даже имя его словно музыка для ушей. Хосров до самой спальни повторяет про себя «Ани».
Вечером Хосров, в отличие от обычных дней, первым спускается в зал, где прислуга пока только накрывает ужин. Он заваливается на подушки справа от места Гуука и с нетерпением поглядывает на двери. Понемногу вокруг огромной скатерти, спокойно умещающей человек сто, собираются самые приближенные Гууку альфы. Арслан опускается на подушки рядом с Хосровом, слева от места Дьявола. Гуук приходит последним.
Хосров почти не ест, попивает вино, всё злится, что Ани нет как среди прислуги, так и среди омег из гарема. Он уже думает, что Арслан его наказал, и парень, видимо, не в состоянии передвигаться, как в комнату среди слуг, несущих наполненные кувшины с вином, заходит и Ани. Хосров взгляда с него не отрывает, даже не думает, что может быть замечен, впитывает в себя каждое его движение, запоминает. Как и положено, первым обновляют кубок Гуука. Когда Ани, поклонившись, обходит Хосрова, чтобы налить вина Арслану, альфа, резко толкнув ножны меча назад, подставляет их под ноги омеги, и тот, споткнувшись, опрокидывает кувшин со всем содержимым на него. Ани сам в шоке от того, что случилось, пару секунд, не моргая, смотрит на мужчину.
– Простите, господин, – опомнившись, падает на колени готовый разрыдаться омега.
– Ты мало того, что не слушаешься, ты ещё и слепой, – хмурится Арслан. – Ещё тридцать ударов плетью, тебя уму разуму научат.
– Он вылил вино на меня, оскорбил меня своим глупым взглядом, не планируя даже на колени падать, – продолжая утирать тканевыми салфетками грудь, со злостью говорит Хосров. – Позволь мне привести наказание в исполнение.