Гулящая

— Подожди же, пока пообедаю, — не то издевательски, не то угрожающе сказал Грыцько.

Приська села на край нар, ждет. В хате тихо; только слышно, как стучит ложка, как шлепает Хивря от печи к столу, как сопит Грыцько. Никто и словом не обмолвится, будто онемели. Но молчание это гнетущее, грозное… Кажется, достаточно произнести первое слово, и оно, как ветер, раздует пламя пожара, и разгорится жаркий, буйный спор.

Приська, понурившись, сидит, прислушивается к этой враждебно-настороженной тишине; глядит, как сверкают злые зеленые глаза Хиври и как по-разбойничьи, исподлобья пялит глаза Грыцько.

Вот обед и кончился. Грыцько встал, перекрестился, принялся набивать трубку.

— Подожди, пока выкурю, — с глумливой усмешкой говорит Грыцько, выходя из хаты.

Приська вся затряслась. Сидит, молчит, дожидается. Не скоро вернулся Грыцько.

— А ты все ждешь? Подожди же еще, пока высплюсь, — говорит Грыцько, ехидно улыбаясь.

Приська не выдержала. Словно кто-то хлестнул ее кнутом изо всех сил — она рванулась, и слезы градом посыпались из ее глаз.

— Грыцько! Бога побойся! — сквозь слезы произнесла она. — Мало ты издевался над нами при жизни Филиппа? Мало крови с нас выпил, когда жили у тебя? Так еще над несчастной вдовой и сиротой потешаешься!.. Бог все видит, Грыцько. Не тебя накажет, так детей твоих.

Туча-тучей посмотрел на нее Грыцько; глаза загорелись от злобы.

— Ты еще грозиться пришла? — крикнул он.

— Бог с тобой, Грыцько! Не грозиться, а за своим пришла. Бога вспомни… Праздник святой идет… Ты будешь есть и пить, а тут гроша нет за душой…

— Денег, говоришь, нет, — откликнулась Хивря, гремя горшками, — а Святки справлять хочешь.

— Разве если мы бедные, так нам уж и есть не надо? — сказала Приська.

— А я тебе вот что скажу, Приська. Коли беда, так еще с перцем!.. Если бы все не проедали и не пропивали, то деньги были бы у вас.

— Хорошо так говорить тому, у кого они есть. А когда и то нужно, и другого не хватает… и подушную заплати, и выкупные отдай… А заработки наши какие? Покойный же один был работник.

— А дочка? Здоровая кобыла такая! Зачем ты ее дома держишь? Пусть пошла бы к людям послужить. Заработала бы, как другие. А то сидит дома и зря хлеб ест.

— Легко тебе, Хивря, говорить, на других глядя. А если бы тебе самой пришлось так бедствовать, не то бы запела.

— С дурной головы и ногам нет покоя! — ответила Хивря.

Приська умолкла. Она увидела, что все ее слова здесь ни к чему. А Хивря каждым своим словом норовит уколоть; лучше уж молчать.

Все молчали насупившись.

— Так как же, Грыцько? — снова начала Приська.

— Я тебе сказал — в волости. Не слыхала? — крикнул он.

— Почему не слыхала? Небось не глухая. Дай же хоть рубль сейчас, а другой уж пусть после праздника.

— Да отдам ли еще после праздника? — зевая, сказал Грыцько.

— Ну, это уж глупости, Грыцько! В суд подам! — пригрозила Приська.

— Подавай… Зачем же ты пришла? Иди подавай! — сердито сверкая глазами, сказал Грыцько.

Хивря покачала головой и тяжело вздохнула.

— Господи! Как это люди забываются! — напустилась она на Приську. — Когда ты такой умной стала? После того, как овдовела? Как у нас жила, хлеб-соль ела, на суд небось не подавала… Старое добро, видно, скоро забывается.

— Что я у вас, даром хлеб ела? Не работала на вас? И когда замуж вышла — панщину на вас отрабатывала. Уж кому, а тебе, Хивря, грешно так говорить!

— Грешно!.. А когда лежала у нас, как та колода, три недели валялась… кто за тобой ходил? Чьи руки не знали отдыха, возясь с тобой? И опять же забыла ты, за кого замуж выходила?

Приська смолчала. Хивря все помнит, забыла только, что, как только Приська выздоровела, она вся измоталась, день и ночь работая на нее. Молчит Приська, а Хивря ее отчитывает:

— Или когда волю объявили. Кто, как не Грыцько, помог вам хату поставить? Он вам и лесу дал на стропила и подпорки. Хоть он и панский, а все же другой приказчик не дал бы. А на кровлю дранку дал… Забыла?

— Что же мне делать, Хивря? — всхлипывая, сказала Приська. — Я помню, спасибо вам. Но подумайте сами: такой праздник идет. У меня же нет ничего. Эти два рубля — последнее, на них только и надежда.

— Где же ты их возьмешь, коли нету? Займи у кого-нибудь, — советует Хивря.

— Кто же мне даст? — плача, говорит Приська.

— Ну, чего вы тут развели турусы на колесах? — сердито крикнул Грыцько. — Болтают вздор обе! Она грозится в суд подать… ну, иди подавай… Страшен мне суд, куда как!.. И нечего тут слюни распускать. Иди — подавай!

Приська поняла, что ее выгоняют. Еще пока полегоньку, а когда Грыцько разойдется, то и кулаки пустит в ход. Разве долго ему рассердиться?

— Господь с вами! — вытирая слезы, произнесла Приська. — Не даете — сами пользуйтесь! Вам больше нужно… Куда мне уж подавать на вас в суд?

И, наклонив голову, вышла из хаты.

— Я так и знал, что придет эта чертова баба! — вслед ей сказал Грыцько.

— Походит, походит, да и отстанет, — сказала Хивря. — А мне новый платок на праздник будет.