Гулящая

— Все на общество и на общество. А это же мы и есть. Кому придется платить, как не нам? — лез он из кожи вон, стараясь донять Приську не мытьем, так катаньем.

Толпа начала склоняться в сторону Грыцько.

— Да погодите! — снова кричит Карпо. — Она же по закону не должна платить податей. Где это видано, чтобы вдова платила подати за умершего мужа? Откуда ей взять?

— А земля? А земля? — орет Грыцько.

— Что ж земля? За землю выкупные надо вносить. Ну, она и будет их платить, а подати с какой стати?

— Правильно! — заревела толпа. — Подати — на общество, а выкупные — кто землей владеет.

— Писать? — спрашивает старшина.

— Пишите! — шумит толпа.

Грыцько в сердцах плюнул, поскреб затылок и отошел прочь. Лицо у него было злое, багровое; огонь в колючих глазах погас, они глядели мрачно, словно говорили: ну, теперь все прахом пойдет, если голодранцы начнут верховодить в общественных делах. Побежденный и раздосадованный, покинул он сход. Ни одна его надежда не сбылась, ни одна мысль не веселила. Мрачный как туча возвращался он домой.

Зато Карпо был несказанно рад. Он весело говорил то одному, то другому:

— А что, взял? Вертел, вертел хвостом, чертов Загнибида, да и довертелся! Так им и надо, аспидам-мироедам! Спасибо вам, люди добрые, что поддержали.

— Теперь с тебя магарыч, Карпо! — шутя сказал ему высокий усач.

— С тебя! С тебя! — послышались выкрики.

— Вот это дело! Один кислицы ел, а сосед оскомину набил. Кто землей будет владеть, а другому за него магарыч ставить, — вставил Гудзенко, всем известный трезвенник.

— Что? — крикнул Карпо. — Можно за это и магарыч поставить. Двугривенный есть в кармане… пойдем!

— Ну и добряк же этот Карпо! Последним поделится… Идем, идем, — сказал усач, очевидно, склонный к зеленому змию.

Человек пять отделились от толпы и направились в шинок, стоявший тут же на площади.

Карпо снова повстречал Приську, которая от волнения растерялась и не знала, куда ей идти.

— Вы еще и сейчас тут топчетесь? — сказал он. — Идите, тетка, домой. Ваше дело пошло на лад. Благодаря обществу земля осталась за вами. Идите домой.

— Спасибо вам, люди добрые! — тихо промолвила Приська, низко поклонившись людям. — А тебе, Карпо, наибольшее спасибо.

— Не за что. Бога благодарите. Идите домой и, если увидите Одарку, скажите ей, что я, может, задержусь.

Приська, еще раз поблагодарив людей, побрела домой.

Вечерело. Солнце, весь день закрытое тучами, к вечеру выбилось из неволи и, опускаясь к горизонту, обливало все село багряным светом. Казалось, все вокруг пламенело. По небу плыли разорванные тучи, черные и темно-зеленые, предвечерний воздух был прозрачен и свеж. Мороз крепчал. Из села доносились женские голоса, а на площади все еще стоял неугомонный гул. Было грустно Приське в этот зимний вечер. Она не замечала окружающей красоты; ее склоненную голову осаждали думы. Они не были горькими на этот раз; если бы Приська не разучилась радоваться, они, может, и были бы радостными, но теперь только окрашены легкой грустью. Она думала о земле, из-за которой пережила столько тревог, которую хотели отнять у нее злые люди… И вот земля эта — снова ее. Боже, вознагради Карпа! Это он отстоял ее. Свет, видно, не без добрых людей… не без добрых людей, — шептала она. На глазах выступили слезы.

Уже около самого двора она остановилась перевести дух. Солнце садилось; его огненный, багровый глаз ярко искрился. «И оно радуется доброму делу», — подумала Приська.

— Ох, и уморилась я, — сказала она, войдя в хату, и тяжело опустилась на лавку. Она с трудом дышала от усталости.

Христя тревожно взглянула на мать; по лицу старалась угадать, хорошую ли она весть принесла, или дурную. Сердце у нее болело от мучительных сомнений.

— Дайте, я хоть помогу вам тулуп снять, — сказала Христя, заметив, что мать собирается раздеться.

— Помоги, доченька… Ох, и уморилась я… Нет сил! Кто же с землей управится, если к лету не поправлюсь.

— А земля за нами осталась? — робко спросила Христя.

— О-ох! Благодаря хорошим людям — за нами, доченька, — сказала Приська, прислонившись к печи.

Христя перекрестилась.

— Слава Богу! Слава Богу! — шептала она.

— Как ни кричал Грыцько, как ни ярился, как ни угрожал обществу, а не вышло по его… Спасибо Карпу… Чуть не забыла. Сбегай, дочка, к Одарке, скажи ей: Карпо просил передать, чтобы она не ждала его — может, задержится. Вот голова дурная, пока шла — забыла. Ох, какой же он человек хороший, спасибо ему! — говорила Приська, не замечая, что дочери уже нет в хате. Христя быстро вернулась.

— Одарка спрашивала, где же Карпо? А я говорю — не знаю, — сказала Христя.

— На радости в шинок пошли. Спасибо им!

— Еще спрашивала Одарка про землю. А как узнала, аж запрыгала от радости.