— Что я натворил, каторжный? Что я наделал, проклятый? — крикнул он, схватившись за голову. Слезы ручьем потекли из его глаз. Прислонившись к забору, он начал горько рыдать. Теперь все пропало, все! Теперь ему лучше броситься в прорубь, чем показаться на глаза Христе… Ну, не глупец ли он? Побыл бы где-нибудь час-другой, потом вернулся и сказал отцу: не застал никого дома. Так нет же!.. «Пошел… понесла меня нелегкая, толкнула нечистая сила! И теперь сам растоптал то, что мне было дороже всего на свете… О, проклятый я, проклятый!» Он, схватив себя за голову, неутешно плакал.
В это время Грыцько, лежа на нарах, думал: «Хорошо, что я это придумал. Теперь дурень отучится бегать за этой потаскухой; а если пойдет к ним еще раз — сами прогонят. Хорошо!..» — И Грыцько злорадно усмехнулся.
Федор вернулся домой растрепанный, без шапки.
— Был? — спросил его отец.
Федор понес такое, что Хивря даже перекрестилась. Грыцько вскочил и грозно посмотрел на сына.
— Был, спрашиваю? — крикнул он.
Федор стоял молча, весь дрожа.
— Ты сошел с ума? — сказал Грыцько.
— Оставь его! — сказала Хивря. — Разве ты не видишь, что он на себя непохож?
Грыцько сокрушенно посмотрел на сына. Тот стоял бледный, трясущийся, с помутневшими глазами.
— А шапка твоя где?
— Там… там… — махнув рукой, глухо произнес Федор и побрел к печи. Хивря бросилась к нему.
— Федор, сынок! Что с тобой? Опомнись!
— Он пьян! — сердито рявкнул Грыцько. — Прочь, не трогай его! — сказал он Хивре. — Иди сюда!
— Да он не пьян. Чего ты пристал к нему? Смотри, хлопец сам не свой, а ты одно долбишь! — теперь уже крикнула Хивря.
— Что же с ним? Может, его опоили эти ведьмы? — тревожно сказал Грыцько. Он тупо глядел, как Хивря помогала сыну раздеться, как, постелив на печи, она помогла ему лечь. Федор, улегшись, стонал, метался; бредил, пел, так что Грыцька продирал мороз по коже. Хивря испуганно крестилась.
— Что с ним стало, Господи? — шептала она в ужасе.
— Что? Кровь, видно, напала. Надо завтра коновала позвать, пусть кровь пустит. Хмм… Куда же он шапку дел? — беспокойно говорил Грыцько. — А шапка еще новая, только вторую зиму носит.
Всю ночь Федор метался, кричал, бредил. Грыцько, сначала подумавший, что сын притворяется, наконец поверил. «Что же с ним? — думал Грыцько. — Неизвестно, ходил ли он к Приське. Если ходил, то, может, в самом деле напоили чем-нибудь, чертовы ведьмы; а если не ходил, то, верно, кровь. Хлопец здоровый, разгорячившись, хлебнул где-нибудь холодной воды, ну и простудился, кровь напала».
На рассвете он пошел за коновалом. Тот ощупал, осмотрел больного.
— Кровь, кровь, — сказал он. Пустил кровь, потом выпил четвертинку водки, получил от хозяина двугривенный и пошел домой.
Федор на некоторое время затих, а в полдень начал такое плести, что и вообразить нельзя. Грыцько задумался: кровь ли это, а может, другое? Не обманул ли его коновал, взяв даром деньги?
Хивря уверяла, что это все от дурного глаза, и побежала за знахаркой.
Пришла и знахарка.
— Или с перепугу, или от сглаза, или напоили его чем-нибудь, — сказала она и начала готовиться заговорить перепуг.
Плавили воск. Долго нашептывала знахарка и над Федором, и над воском, и над водой. Растопили воск, воды налили. По той восковой лепешке, которая плавала на воде, знахарка угадывала, отчего приключилась беда.
— Вот поглядите, матушка! Видите — церковь выходит… а это человек с дрючком, тут дивчина какая-то… а это — собака. Нет, волк: видите, какие уши острые. Значит, испугался волка, — решила знахарка.
И Хивря поверила. К тому же на другой день церковный сторож принес в волость чью-то шапку, которую он нашел у ворот. Это была шапка Федора.
— Так, так… где ж его ночью носила нелегкая? Послал среди ночи хлопца. Пошел и наткнулся на волка, — жаловалась Хивря.
Грыцько ходил мрачный, как туча, немой, как скала. Ему хотелось узнать, был ли Федор у Приськи, что говорил и как его приняли.
На другое утро Приська пришла к Карпу рассказать ему о случившемся.
— Привязался ко мне Грыцько и не отвяжется… — жаловалась она. — Вчера сына прислал напомнить, чтобы я не забывала… И что я ему сделала? В чем провинилась перед ним? Я на его землю не зарилась, о своей хлопотала.
— Знаете, что я вам посоветую? — говорил Карпо. — Плюньте на его угрозы и на все… Общество вам присудило — значит, оно знает, что делает. А Грыцько чем вас страшит? Своими глазами ненасытными? Плюньте на него — и все!
Карпо пустил по селу слух о том, как Грыцько пытался застращать Приську. Этот слух дошел и до Грыцька.
— Так, так! Они его извели! Они! — кричал Грыцько. — Ну, если сын умрет или с ним что-нибудь станется, я их под суд упеку, в тюрьму, в Сибирь! Я им покажу, как заманивать хлопца и опаивать зельем. Ведьмы!