Гуманистическая психотерапия

Иногда честолюбие может достигать небывалых высот. Я знаю пациента с самой типичной «болезнью менеджера» из встреченных мною. При беседе сразу стало ясно, что он перетрудился до смерти. А причина, по которой он так сильно погружался в работу, была не в бедности — у него даже был свой самолет. Пациент сам признался, что все поставил на то, чтобы вместо обычного самолета позволить себе купить реактивный.

Озабоченность по поводу наличия смысла человеческого бытия, сомнение в нем и даже отчаяние из-за мнимой бессмысленности человеческой экзистенции ни в коем случае не являются признаками болезни, патологией. Именно в клинической области мы должны остерегаться подобного представления о патологизме. Забота о смысле своей экзистенции характерна для человека как такового, ведь нельзя представить себе животное, которое задавалось бы таким вопросом. Кроме того, мы не должны это человеческое, более того, самое человеческое, опускать до уровня недостатка, например: болезни, симптома, слабости.

Дело обстоит как раз наоборот. Мне известен случай пациента, профессора университета, которого направили в мою клинику из-за того, что он отчаялся найти смысл в своей жизни. Выяснилось, что у профессора эндогенная депрессия — не психогенная, то есть невротическая, а соматогенная, то есть психотическое расстройство. Мы установили, что озабоченность по поводу смысла жизни поглощала его не в депрессивные фазы, как можно было бы предположить; в эти периоды он был в состоянии такой ипохондрии, что о чем-то таком не мог думать. Он размышлял об этом, только когда не был в депрессии! Иными словами, между духовной нуждой, с одной стороной, и душевной болезнью, с другой, в данном случае существовало даже взаимоисключение.

Итак, экзистенциальная фрустрация, или, как мы еще можем ее назвать, фрустрация воли к смыслу, ни в коем случае не представляет собой нечто патологическое. Тем более нельзя считать патологической волю к смыслу, ведь она, будучи запросом человека на максимальное наполнение смыслом своего бытия, сама по себе не является чем-то болезненным, так что ее можно и нужно мобилизовать с целью терапии. В этом заключается достойнейшая из задач логотерапии, ведь она ориентируется на логос, то есть на смысл, на который она также направляет внимание пациента. Но в определенных ситуациях речь идет не только о мобилизации воли к смыслу; там, где она спрятана, не осознана, вытеснена, нужно ее прежде всего разбудить.

Смысл страдания

Врач в силу своей профессии постоянно имеет дело со страдающим человеком, например с неизлечимо больным. Такой пациент сталкивается (и сталкивает врача) с вопросом, не становится ли жизнь абсолютно бессмысленной перед лицом неизбежного, неотвратимого страдания. В этом случае (как, впрочем, и всегда) задача врача заключается не только в том, чтобы больной смог трудиться и получать удовольствие от жизни. Здесь речь идет также о способности пациента переносить страдание.

В конечном счете способность переносить страдание — это не что иное, как способность осуществлять то, что я называю ценностями отношения. Человеческой жизни придает смысл не только деятельность (которая соответствует способности человека к труду, и в этой связи я говорю о творческих ценностях) и не только переживания, встреча с «ты» и любовь (которые соответствуют способности человека получать удовольствие, и здесь мы говорим о ценностях переживания), но и страдание. Речь идет не просто о какой-то возможности, а о возможности осуществить высшую ценность, о шансе исполнить глубочайший смысл.

С врачебной точки зрения, а точнее со стороны пациента, важна позиция, которую он занимает по отношению к болезни. Иными словами, важно достоинство, с которым он переносит свое судьбоносное страдание. То, как он это делает, несет в себе возможность осуществления смысла. Как не процитировать здесь стихотворение Юлиуса Штурма, переложенное на музыку Хуго Вольфом[44], [45]:

Спускается ночь, сгущается тьма, и радость и боль пронзают.

И лишь осознаешь, осмыслишь — они как туман исчезают.Всевышнему сердце открой, поведай,О том, что случилось в жизни с тобой, о радостях и о бедах[46].

Действительно, важно то, как человек принимает свою судьбу, если он более не в состоянии каким-то образом на нее повлиять. Иными словами, там, где более невозможно действовать и формировать свою судьбу, необходимо занять достойную позицию.