Переписка Гумилева с Петром Николаевичем Савицким подтверждает, что уже во второй половине пятидесятых годов тюрко-монголофильство Гумилева простиралось очень далеко. Даже Савицкому приходилось то и дело одергивать своего ленинградского друга. Например, 11 мая 1958 года Гумилев писал Савицкому, будто в XIV–XV веках «монгольский эпос, переведенный на русский язык», был «наскоро» переделан в «киевский цикл былин». Тут даже «шеф евразийства» возмутился: «Русская традиция была уже и до XIV века. Мне кажется – просто невозможно сомневаться в истинности этого факта. <…> Корни нашего эпоса (какова бы ни была эпоха его возникновения) уходят глубоко в “мать сыру землю”; в нем есть многое, не зависящее ни от какого перевода». К этой идее Гумилев, кажется, больше не возвращался.
В семидесятые – восьмидесятые годы на квартиру Гумилева всё чаще приезжали любимые им монголы, казахи, узбеки. Дарили халаты, тюбетейки, малахаи. В ноябре 1989 года пришли три татарина, Наталья Викторовна только всплеснула руками: «Боже мой, наконец-то вы пришли! Лева всё сетует, вот, мол, навестили меня казахи, монголы, азербайджанцы, а татар всё нет и нет!»
За дружеской беседой Гумилев поведал о своем «татарском» происхождении (из «самарских татар»). «Гордитесь, что вы татары!», – сказал Гумилев Дауду Аминову и его спутникам на прощание. Потрясенный Аминов прослезился.
На самом деле Аминов был далеко не первым татарином, переступившим порог квартиры Гумилева. Еще зимой 1987 года Гумилеву позвонил Гафазль Халилуллов, корреспондент казанского журнала «Чаян». В трубке он расслышал грассирующий голос:
«– Вы татарин? <…>
– Да, конечно, – отвечаю я.
– Тогда приезжайте, – и категорически добавляет: – Сейчас же. Метро “Владимирская”. Улица Большая Московская».
Гумилев, конечно, не был ни татарином, ни монголом, ни казахом. Он оставался русским человеком. Но как есть русские англоманы или германофилы, так и Гумилев был русским тюркофилом.
Еще в тридцатые годы Гумилев впервые отрастил «татарские» усы. В Камышлаге он смахивал на настоящего казаха или узбека. После возвращения в Ленинград внешность Гумилева как будто утратила восточные черты, хотя Дауд Аминов утверждал, что Гумилев и в старости внешне подходил под один из антропологических типов, распространенных у казанских татар. Зато в старости вместо своей обычной подписи “
«Арслан» в переводе с тюркского значит «лев». А «бек» или «бей» указывает на «благородное» происхождение.
Русские друзья даже сочиняли на эту тему шуточные стихи:И у всех у этих тюрок
Самый главный человек —
Нравом лют, рассудком юрок,
Лев, великий Арслан-бек.
Кажется, впервые Арслан-беком назвал Гумилева Савицкий в письме от 31 марта 1966 года. В начале семидесятых монгольский академик Ринчен так обращался к своему русскому другу: «Неповторимый и дорогой мой Арслане!», «Арслане!», «Арслане мини»,
Часть XIX
Глухие годы
Период с 1982-го по 1987-й – глухое для Гумилева время. Издательства и редакции журналов возвращали Гумилеву рукописи, иногда выплачивая часть гонорара. «…Меня никуда не звали и нигде не печатали», – вспоминал он несколько лет спустя. Правда, оставались редкие (одна-две за год) и малозначительные публикации в сборниках научных трудов с непроизносимыми названиями: «Географические исследования для целей планирования, проектирования, разработки и реализации комплексных программ: Тезисы докладов Секции I VIII съезда Географического общества СССР», но путь в «Историю СССР», «Вопросы истории», «Вестник древней истории» был фактически закрыт после решения Президиума Академии наук.