Гусеница на диете

– Пролежала я в больнице почти месяц, подлечили мне нервы, но не голову, – усмехнулась Богдана. – Познакомилась я там с одной пожилой женщиной, которая угодила туда после потери мужа, с которым прожила душа в душу сорок пять лет. Звали ее Светлана Николаевна. Работала она учительницей в интернате для слабослышащих детей. Пришла туда на работу еще молодой девушкой из-за своего сына, который родился глухим. Она не захотела отпускать его в интернат одного и решила быть вместе со своим сыночком и с другими детишками, попавшими в непростую жизненную ситуацию. Она заметила меня, когда я сидела на скамейке в парке больницы и делала наброски карандашом в блокноте, чтобы нервы в порядок привести. Ей очень понравились мои рисунки, а еще мои глаза, как она сказала, «чистого и светлого человека». Она попросила меня написать несколько ярких картин для интерната. Светлана Николаевна говорила, что у них есть чрезвычайно талантливые детишки, остро чувствующие прекрасное, многие неплохо рисуют. А вот интерьер в интернате серый и невыразительный. «Ваши работы внесли бы радость и позитив!» – сказала она мне. И я, естественно, пообещала написать жизнерадостные пейзажи, сочные натюрморты… Эта работа помогла мне прийти в себя. Ну, а потом… Пока я лежала в больнице, мой любимый Дима промотал все деньги, что я заработала за границей нелегким трудом, который привел меня к нервному истощению. Я, конечно, была в ужасе, но он капризничал как ребенок. Утверждал, что ничего страшного, что он просто не в ту организацию вложился, ну и что? Из-за денег, мол, нечего ссориться, наверное, я не люблю его, раз не переживаю. Ведь он тоже переживает, что профукал деньги. Я же хотела обзавестись жильем в Москве. И вот весь мой труд пошел коту под хвост. Дима же меня успокаивал, что мы живем у него и другого жилья нам пока не нужно. У Димы была шикарная трехкомнатная квартира в престижном, старом районе Москвы, доставшаяся ему от бабушки. Он был коренной москвич. Из больницы я вернулась к нему, и мне пришлось опять много работать. Я забыла про свое обещание – украсить своими работами интерьер интерната для детей-инвалидов. – Богдана несколько нервным движением развернула конфету и отправила в рот. – Ты не поверишь, Лада, чем я занималась, – нервно рассмеялась она. – Портретами на кладбищенских памятниках. Для братков, например. Они тогда гибли тучами, так что бизнес был прибыльный. Я клепала и клепала портреты с фотографий. Некоторые фотографии были мои, авторские, и я набивала портрет на надгробный камень. Вообще, страшное время было. Дима все так же бил баклуши, все искал себя, а я все так же его упорно любила. Мы прожили вместе еще два года до страшного случая, который произошел со мной. Я разбилась на своей машине, не справилась с управлением. Слава богу, что никто не пострадал. Две недели меня держали в искусственной коме, а затем выписали домой для реабилитации. Я повредила позвоночник, и меня парализовало. Прогноз врачей был очень неблагоприятный, то есть мне говорилось, что я могу встать на ноги, но могу никогда уже этого не сделать. А если и встану, то период реабилитации будет очень долгим и затратным. Все это же врачи повторили и Диме как навещавшему меня «жениху».

– Ужас! – выдохнула Лада, не веря собственным ушам.

– Дима отвез меня домой, положил на кровать и… выдержал пару дней, – замолчала Богдана.

– Что значит «выдержал»? – спросила Лада.

– В прямом смысле. Через пару дней он собрал мои вещи, вынес меня аккуратно на улицу и положил на скамейку перед домом. А рядом поставил мои чемоданы.

Возникла продолжительная пауза.

– Как это? – спросила Лада, боясь, что неправильно поняла услышанное.

– Так… Он сказала «прости» и ушел… А был месяц… поздний октябрь, я лежала на скамейке и мерзла. Не могла пошевелиться, это факт, и сердце мое, если ты меня понимаешь, истекало кровью. Жалко, что оно само остановиться не могло, это единственное, о чем я думала. Это страшно, прошло столько лет уже, а я… Мне до сих пор плохо, – протянула руки Богдана, всматриваясь, как они дрожат. – Ничего не могу с собой поделать, – ответила она на немой вопрос Лады.

– И как же вы? – прошептала потрясенная девушка.