Гвардии Зенитчик. Огневая позиция «попаданца»

Охранялась наша колонна очень хорошо. Одних только фрицев десятка три, плюс полицаи, плюс собаки. На едущей в конце колонны телеге, я заметил пулемет и при нем пару фрицев. И все это на две неполных сотни истощенных пленных. Видимо, немцы всерьез опасались массового побега пленных.

— Слышишь?

Я прислушался, но кроме топота сотен ног по грунтовке, да поскрипывания тележных колес ничего не услышал. Ну еще собачки гавкали.

— Нет, ничего не слышу.

— Да ты прислушайся.

Я прислушался. Ничего. Разве что… Стоп! Это же артиллерия! Наша?! Да хоть бы и немецкая! На каком расстоянии слышна канонада? Километров тридцать? Сорок? Значит, наши где-то прорвались, и теперь стало понятно, откуда вся эта суета. Шедший справа от нас, заросший рыжей щетиной дядька в гимнастерке довоенного образца тоже навострил уши и неожиданно в полный голос сказал.

— Я тоже слышу. Наши.

Несколько человек спереди обернулись на его слова, тоже начали прислушиваться. По колонне в обе стороны от нас покатилась шумовая волна. Люди оборачивались назад, движение колонны начало сбиваться. Конвоиры почуяли неладное, с двух сторон кинулись к пленным, щедро раздавая пинки и удары. Вслед за хозяевами заливаясь лаем рванулись собаки.

— Шнель! Шнель! Быстро! Быстро!

Кто-то из фрицев засадил поверх голов очередь на полмагазина. Они хотели заставить нас двигаться бегом, но истощенные, обессилевшие люди не могли двигаться быстро. Однако волну возбуждения немцы сбили. Скорость движения начала понемногу замедляться, и вот мы уже опять медленно бредем по дороге. И канонада была уже не слышна, а может, и правда артиллерия затихла. Солнце, обгоняя нашу колонну, понемногу заходило слева.

Часа через три мы добрели до железнодорожной станции. Там нас уже ждали вагоны с опутанными колючей проволокой окошками. Изнутри вагоны никак не были оборудованы. Затрудняюсь сказать, сколько человек загнали в один вагон, но лежать или даже сидеть на полу всем одновременно было невозможно. С грохотом закрылись вагонные двери, лязгнул запор. Засвистел паровоз, поехали.

Брянск, Унеча, Гомель, Жлобин. На крупных станциях нас выводили из вагонов, давали по черпаку баланды, в которой плавали несколько крупинок и капустные ошметки. В это время вагоны тщательно обыскивали в поисках предметов, которыми можно было сломать доски пола и сбежать. В среднем такие остановки случались один или два раза в сутки. Слуцк, Барановичи, Волковыск. Где-то в этих местах мне пришлось обретаться летом сорок первого года, а теперь меня везли обратно. Мы уже поняли, что приближаемся к польской границе, но является ли Польша конечной точкой нашей поездки?

Остановились в Белостоке, затем справа мелькнула Варшава, и мы поняли, что нас везут куда-то в южную Германию. До польской столицы за окошком проплывали крытые соломой бревенчатые избушки, после — чистенькие кирпичные домики с черепичными крышами. Европа, мать ее! На какой-то польской станции наш эшелон остановился у платформы с маленьким вокзалом. По платформе гуляли люди, доносился женский смех, с другой стороны, постукивая молотком, прошел польский железнодорожник. Кроме паровозного дыма и испарений масла теплый вечерний ветер заносил в вагон запах травы, а где-то далеко, еле слышно звучала музыка. Все это было совсем рядом за тонким слоем дерева, но как же далеко от нас все это было!

На седьмой день поезд замер, двери распахнулись, и конвой выгнал нас из вагонов. Фахверковые домики с островерхими крышами, узенькие улочки. Вот я и в Германии. Доехал таки, но этому факту почему-то не радуюсь. Средневековый немецкий городок производил впечатление декорации к какой-нибудь опере. В качестве массовки группа важных немецких господ и одна пожилая дама. Позже мы узнали, что это окрестные землевладельцы прибыли, чтобы присмотреть себе новых работников, точнее новых рабов. Наш же путь лежал в опутанные колючей проволокой грязные казармы на окраине городка.

По прибытии всех пленных раздели, одежду забрали на дезинфекцию, а нас, сунув в руки по крохотному кусочку мыла, загнали в душевую. Из кранов текла только холодная вода, но мы и такой были рады. После помывки — санобработка: всех обрили наголо, места, где были волосы, засыпали каким-то жгучим порошком, завшивленных отделили от общей массы. Стригший нас пленный тихо спросил.

— Откуда?

Ему также тихо ответили одним словом.

— Орел.

Одежду нам вернули, а вот с обувью вышло иначе. Все более или менее приличное забрали. Пленным предоставили возможность выбрать себе что-либо подходящее из лежащей во дворе кучи деревянных колодок, именуемых «сабо». В этих колодках можно ходить, можно работать, а бегать нельзя. Как же я радовался, когда нашел свои разбитые кирзачи! Это был мой шанс и я не намеревался его упускать. Благодаря нестандартному размеру, а также общей потертости и ушатанности они никого не заинтересовали.