Гвардии Зенитчик. Огневая позиция «попаданца»

Дальше пошли ответы на запросы еще одного лейтенанта, на этот раз из ГУГБ. «Не был…, не зарегистрирован…, не значился…, не числился», короче, не существовал. Дальше пошли записи, протоколами их назвать нельзя, наших бесед с полковником, тоже ничего интересного. Куча бумаг на полу быстро росла, надо было принимать какие-то меры. Осмотрев комнату дяди Коли, я обнаружил дверцу печной топки прямо в стене. В топке оставалась зола, видимо, еще с весны. Бумаги с пола запихал в печку, а спичек-то у меня и нет. Надо было прихватить зажигалку у прибалта, да не подумал вовремя. А ведь Николай тоже курит. Беглый обыск карманов спящего хозяина принес зажигалку, сделанную из винтовочной гильзы. Остатков паров бензина хватило на то, чтобы сероватая канцелярская бумага занялась язычками желтого пламени. Однако весь дым полез обратно в комнату. Торопливо захлопнул топку и начал искать заслонку печной трубы, та нашлась под самым потолком. Через несколько минут пламя жадно пожирало подсовываемые ему листы. Минут через двадцать все усилия местных сыщиков и межвременных засланцев вылетели в трубу. То, что осталось, я убрал обратно в изрядно похудевший портфель. Однако и самому пора на боковую.

Утром Николай мучался от похмелья. Еще бы! Считай, целую поллитру в одну харю выпил! Поскольку я решил задержаться у него на несколько дней — пусть утихнет первый ажиотаж моих поисков и искатели решат, что субъект проскочил мимо их раскинутых сетей, пришлось бежать за лекарством для больного.

— На базаре найди Юрчика, — простонал дядя Коля, — скажи, для меня, он подешевле продаст.

Портфель я прихватил с собой, не дай бог, хозяин из чистого любопытства сунет в него нос. Для начала я хотел посмотреть обстановку на станции, но меня спугнул шлявшийся по перрону милиционер, пришлось сделать вид, что я просто мимо проходил и отступить обратно к рынку. Юрчика я нашел быстро — буквально первый же продавец, к которому я обратился, указал мне на ничем не приметного малорослого типа, торчавшего за прилавком, с которого он стаканами продавал махорку. Не случись второй революции, он бы наверняка был мелким лавочником, но и в Советском союзе нашел себе занятие по душе, только масштаб был еще меньше.

— Здравствуй, Юрчик. Привет тебе от дяди Коли.

— От какого еще дяди? — насторожился спекулянт.

— От Николая, вчера вон за тем прилавком гимнастерку продавал.

— А-а, от Коляна! Ну так бы сразу и говорил! А сам-то он где?

— Болеет. У тебя же небось вчера брал. Сегодня лекарство требуется.

— Понятно, — ухмыльнулся Юрчик. — Поллитра?

— Не, это он вечером опять будет пьяный, а завтра утром — больной. Чекушку давай.

Пятнадцать червонцев исчезли в кармане продавца, а бутылочка, извлеченная из-под прилавка, перекочевала ко мне в портфель.

— Слушай, Юрчик, а базар у вас всегда такой мелкий?

— По субботам побольше народа бывает, — ответил спекулянт и понизил голос, — а тебе продать что-нибудь надо или достать?

— Да ничего особенного, сапоги нужны приличные, кожаные.

Юрчик перегнулся через прилавок, оценивая размер моей обуви.

— Трудно будет. Такие здоровые редко бывают.

— А ты постарайся, в накладе не останешься. Если что-то будет, я у Коляна квартирую.

— Ну, лады.

На этом мы расстались с местным олигархом. Я еще полчаса побродил по рынку, купил командирский ремень со звездой. На обратном пути зашел в промтоварный магазин и купил две ручки с набором перьев разных номеров и две бутылки с чернилами: синими и фиолетовыми.

Лекарству Колян обрадовался, хотел выдуть всю чекушку разом, но я ограничил его аппетит третью граненого стакана. Похмелившись, он «сгонял» отоварил продовольственные карточки, и мы перекусили прямо на коммунальной кухне. А потом Николай опять прежнюю песню завел.

— Ну дай чекушку, не обижай инвалида.

Давать очень не хотелось, больно смотреть, как человек спивается, но уж очень мне нужно было в его документы взглянуть. Скрепя сердце отдал. Когда он дошел до нужной кондиции, я задал интересующий меня вопрос.

— Коль, а документы у тебя есть?

— Есть, как не быть.

— А где?

— Там.

Николай махнул в сторону шкафа, который по причине больших размеров и соответствующей массы не мог быть вытащен из комнаты и пропит. На верхней полке нашлась чистая тряпка, в которую были завернуты паспорт, военный и профсоюзный билеты, а также проходное свидетельство, вещевой и продовольственный аттестаты, справка о ранении. Поразило низкое качество полиграфии и небрежность заполнения документов. Во время срочной службы мне один раз пришлось заполнять журнал наработки списываемого бензоагрегата за десять лет. Тогда я подделал почерк и подписи четырех офицеров, отвечавших за него в разное время. Комиссия ничего не заметила, как и отсутствие нагара в выхлопной трубе, и заводскую смазку на двигателе. Теперь у меня экзамен посерьезнее будет.