Гвианские робинзоны

Капитан Вампиnote 411 — не выдуманный тип, это влиятельная фигура у индейцев галиби. Его власть, официально признанная голландским правительством, простирается на всех индейцев побережья, от косы Галиби до слияния рек Ав и Тапанаони, то есть более чем на двести километров. Как и все люди его расы, Вампи — космополит, способный дать фору и самому мистеру Брауну. Постоянно в движении, перемещаясь по воле своей фантазии, он живет повсюду, и нет у него иной цели, кроме свободы дикого зверя, ради которой он жертвует всем.

Индеец воистину не умеет подчиняться иным правилам, кроме своего каприза. Если он полагает, с основанием или без оного, что какое-то обстоятельство может сковать его свободу, то в одно прекрасное утро он решительно трогается с места, в спешке погрузив на пирогу женщин, детей, багаж, котлы, собак, провиант. Он бросает свой участок и устремляется куда глаза глядят, вплоть до созревания урожая. Для него не существует иной заботы, кроме материальной. Котел, кувшин, металлическая пластина для приготовления муки, лук и стрелы — вот его «vade mecum"note 412, столь же мало обременительное, как у философа Древней Греции.

Его религия, представляющая собой примитивное манихействоnote 413, приспособлена ко всем условиям кочевой жизни. Он верит в антагонизм добра и зла и делает все, чтобы усмирить злого духа и угодить доброму. Отличаясь заметной склонностью к смирению с судьбой, что роднит его с мусульманским фатализмом, индеец никогда не чувствует себя несчастным. За редкими исключениями, это философски настроенный тип, который старается как можно дольше спать, поменьше работать и побольше пить тафии. В общем, он мягок, а точнее — равнодушен.

И напрасно тратили силы миссионеры во все времена, стараясь обратить краснокожих в христианство. Те позволяли крестить себя и свидетельствовали по отношению к «монпе» (mon pere) такое же почтение, какое испытывали ко всем белым. Так и получилось, что лейтенант Вампи, который превратился потом в капитана, стал именоваться Симоном, другой индеец принял имя Жан-Пьера, третий — Поло (Поля)… И все они были крещены не единожды, а многие — по десятку раз…

Объясним, почему это происходит.

Члены гвианского французского клира принадлежат к конгрегации маристовnote 414. Они совершают частые и дальние поездки. И весьма редко какой-то миссионер дважды посещает одно и то же место. Отлично зная, что проповеди завершаются раздачей тафии, пускай и в небольших количествах, краснокожие охотно группируются вокруг священника, которого называют «монпе», и даже сами просят их окрестить, поскольку это неизменно служит поводом к празднику. Ничего не зная о прошлом неофитаnote 415, марист проводит с ним обряд посвящения, который лукавый индеец уже выполнял — и часто неоднократно — с другими миссионерами.

Беседа между Вампи и мистером Брауном быстро бы зачахла, если бы капитан не прикладывался частенько к кувшину, усердно наполнявшемуся Питером-Паулюсом.

Индеец изъяснялся на плохом негритянском языке, европеец — на французском, с англосаксонским прононсом… Оба не понимали друг друга, и с обеих сторон слова превращались в нечто совершенно неразборчивое… Но в сознании капитана Вампи зацепилось несколько английских словечек благодаря контактам с голландцами. Например, понятия «джин», «фунт», «гинея», «шиллинг» были ему знакомы. Питер-Паулюс толковал о пироге и сопровождал свою речь телодвижениями гребца. Вампи отвечал «фунтами» и «флоринами». Вскоре они уразумели друг друга.

Тем временем миссис Арабелла и ее дочери вели бессвязную беседу с индианками, дополняемую жестикуляцией, которая нередко воспринималась в прямо противоположном смысле. Все поражало англичанок в этой удивительной и совершенно непредвиденной ситуации. В ту минуту, когда им хотелось обогатить какой-нибудь значительной мыслью эти бедные мозги или пробудить тонкое чувство в душах убогих созданий, собеседница неожиданно бросалась к бутылке тафии, жадно всасывала огромный глоток, отрывала от своей груди младенца, напичканного молоком, и вливала в желудок маленького беззащитного существа такую дозу спиртного, перед которой отступил бы европеец.

Большинство индианок были некрасивы, но не без претензий. Маленький рост, угловатые фигуры, выступающие скулы, морщинки вокруг глаз делали их малопривлекательными. Но кокетство на берегах тропической реки не менее развито, чем на берегах Сены или Темзы. И юные и старые без исключения носили широкие подвязки на ногах — чуть пониже колена и чуть повыше щиколотки. Эти красные подвязки затягивались настолько туго, что нарушали кровообращение. От повышенного давления икры чудовищно раздувались, вот эта их толщина и служила образцом элегантности.

Поскольку мускулы ног переставали работать и теряли эластичность, передвижение женщин становилось весьма затруднительным. Жертвы варварского обычая ступали на кончиках пальцев, приобретая шаткую и неловкую походку, как у гусыни.