Hassliebe. Афериsт (СИ)

— Послушай, — Джонс решительно повернулся к нему, — мне лично осточертело то, что мы с собой собачимся, как я не знаю кто. Достало. Если тебя так прет с ссор, окей — давай раз и на всегда переговорим за гаражами, помашем кулаками, посрываем глотки и успокоимся, чтобы больше к этому не возвращаться. Что скажешь? — он протянул ему руку. Шатен нахмурился.

— Что с тобой? Или ты пьян?

— Трезв как никогда, — отозвался Киллиан. — Ну, что? Да? Нет? Тогда давай спокойно, — он прислонился спиной к раковине. — Я так понимаю, ты меня ненавидишь по двум причинам, одну из которых мы уладили, а второй является Эмма.

— При чем здесь она? — скрипнул он зубами, и брюнет кивнул.

— Верно. Я правильно все понимаю. Это радует, должен сказать. И вся эта твоя озлобленность, нервы, напряжение — все из-за того, что ты ее любишь, а в ваших отношений не то, что стагнация, а прямо-таки нарастающий регресс.

— Пошел бы ты, Джонс.

— Дослушай, а потом посылать будешь. Я хочу помочь. Да, не делай такие большие глаза. Просто меня реально достало, что все должны ходить, как мешком пришибленные, из-за того, что ваша Санта-Барбара дохнет, как цветок в неполитом горшке на солнце. Именно поэтому я хочу помочь вам вернуть былую искру, если она, правда, была. Я-то не знаю.

— Зачем тебе это?

— Я, кажется, только что объяснил. Или ты благополучно прослушал? Короче, — он взлохматил черные космы, — я имею дела с девушками ежедневно и знаю, что с ними делать.

— Я не ассоциирую Эмму с твоими девушками, — выплюнул Грэм и собрался выйти из туалета, но Киллиан остановил его, сжав его руку повыше локтя.

— Вот ответь мне на вопрос, глубоко моральный чайник, когда ты в последний раз дарил ей цветы? Да хотя бы цветок. А букет? Большой, красивый, дорогой? А как на счет ресторана? Да даже просто прогулки по парку? Поход в кинотеатр? Поедание пиццы на полу в квартире? — Миллс обернулся, внимательно глядя на него, и брюнет позволил себе слабо улыбнуться. — Видимо, на каждый вопрос можно поставить печать «покрыто толстым слоем пыли». Это не хорошо. Какой бы девушка не была самоуверенной колючкой, в глубине души она принцесса, которая ждет, когда ее принц соблаговолит надеть чистые носки, которые хотя бы не так сильно пахнут, наденет бабочку, пусть даже повязав ее неправильно, словно его в этот момент догоняли собака и полицейский за превышение скорости, и который предстанет перед ней, благоухающий всеми пахнущими, более менее свежими веществами из его ванного шкафчика, с букетом пусть самых задрипанных цветов и приглашением в KFC. Бабы — такие существа, им нужно внимание, ласка и периодически порка, чтобы не прыгали выше головы и держались рядом.

— Зачем ты мне все это говоришь? — вскинул бровь шатен.

— А черта лысого поймешь, — усмехнулся он. — Просто меня реально заколебало, что напряжение между вами даже ножницами не разрежешь. Это просто убивает.

— И что ты мне предлагаешь? — сложил Миллс на груди руки.

— Начни с цветов. Хотя бы раз в неделю. Подойди, обними, скажи, что ей идет ее синяя рубашку в черную клеточку, что у нее самые красивые глаза. Блин, я не знаю, что говорят своим бабам романтики вроде тебя. Мне это не требуется. Желаю удачи, — зацепив его плечом, он вышел из туалета, закрыв за собой дверь. Грэм проводил его недоумевающим взглядом.

— С чего бы это? — услышал Киллиан восторженный шепот Эммы на следующее утро, когда Грэм, войдя в кабинет, преподнес ей букет тюльпанов, поцеловав в щеку и приобняв за плечи.

— А разве нужен повод, чтобы тебя порадовать? — улыбнулся он, и блондинка, кусая губы, приподнялась на мысочках и поцеловала его, обняв за шею.

— Спасибо, — прошептала она, широко улыбаясь. — Поставлю в воду.

— Ваза с водой в соседней комнате на комоде, — произнес Джонс, не оборачиваясь. Три пары глаз обратились к нему. — Вы сейчас мне голову прожжете, — продолжил он, все также продолжая что-то читать.

Эмма обменялась с Грэмом непонимающим взглядом и, пройдя в другую комнату, поставила букет в вазу, которая действительно стояла там, где сказал Киллиан. Постояв немного на месте, она вернулась в комнату и посмотрела на брюнета, который, хмурясь, перевернул страницу, едва не порвав ее.

— Откуда ты знал? — спросила она.

— Знал что?

— Ты сейчас издеваешься?

— А как получается?

— Блестяще, — процедила она и, стуча каблуками, отошла к окну, в сотый раз перебирая бумажки, которым прямая дорога в мусорный бак.

Минут десять в кабинете царило напряженное молчание, а потом в него ворвался Август, в костюме, при орденах, надушенный, расчесанный, едва ли не сверкающий от торжественности.

— Ребята, — провозгласил он, остановившись в центре комнаты, — сегодня награждают моего хорошего друга, генерала-полковника, ну, вы знаете, и я буду присутствовать на этом мероприятии. С шести часов включайте телевизор и смотрите. Может, — он сглотнул, — и меня повысят, потому что он намекает мне об этом уже месяц, поэтому я… — он разгладил свой костюм, — решил одеться получше. Что скажете?

— Все прекрасно, товарищ подполковник, — улыбнулась Эмма. — И мы с удовольствием полюбуемся на Вас с экранов.