22
Густая темнота повисла на улице, когда Григорий заставил дверь галереи пропустить его внутрь.
– Мы уже закрываемся, – сообщила ему тощая девушка со смешной челкой.
– Я к Наталье Михайловне.
Проходя по залу, он посмотрел налево. Отобранные им картины были на месте. Более того, их отмечали таблички «Продано».
Наталья Михайловна находилась в своем небольшом кабинете – что-то писала. Улыбнулась, увидев его.
– Ну что, решились купить?
– Решился. Неплохие картины. К тому же, недорогие по московским меркам. Беру.
Он сел за стол.
– Кофе хотите?
– Хочу.
Она совершала необходимые действия, дабы приготовить для него живительный напиток, а он следил за ней и удивлялся тому, как его влечет эта женщина. Ее движения были изящны, исполнены благородства. В ней чувствовалась порода.
Она поставила на стол блюдца с небольшими чашками, вазочку, полную печенья, вернулась на свое место.
– Как ваши дела?
– Нормально. Боремся не покладая рук. Сил не жалеем. – У него возникло непреодолимое желание похвастаться. – Здесь тяжелее, чем в других регионах. Здесь административный ресурс работает на коммуниста, в остальных частях нашей необъятной России – на ставленников партии власти. Которые, кстати, ничуть не лучше Квасова. Такие же сволочи, воры. По большому счету, я не вижу разницы между теми, кто занимает важные кресла, и теми, кто в оппозиции, так называемой системной. Но работать здесь намного тяжелее. А выигрыш будет почетнее.
– Уверены в победе? – Она добродушно улыбалась.
– Да.
Он поднес ко рту чашку с кофе.
– У вас вид человека, привыкшего выигрывать.
– Это потому, что я не люблю проигрывать.
Она помолчала, думая о чем-то своем, опять глянула на него.
– Вас не тревожит то, что у Мельниченко… недобрая слава.
– Нет. Чем он хуже тех, кто разбогатели, используя служебное положение, дыры в законе? Тех, кто по сути обокрали предприятия, которыми руководили? Он даже честнее их… При Ельцине власть его давила, сейчас относится к нему нормально. Ему бы культуры побольше… Между прочим, вы не отказались взять его деньги.
– Я не себе. Для детей.
– Кстати, о деньгах. – Григорий достал увесистый портмоне, отсчитал нужное число тысячерублевых купюр. – За картины. Я пока что оставлю их у вас. Хорошо?
– Пожалуйста.
– Давайте отметим мое приобретение. Посидим где-нибудь. Есть приличный ресторан поблизости?
– Есть. Совсем рядом.
– Идемте.
Несколько мгновений она раздумывала, потом поднялась.
Ресторан оказался в том же здании, в подвале. Кирпичные своды, нарочито грубые столы, стулья; висящие на цепях лампы, напоминающие архаичные фонари. Картины со старыми зданиями, скорее всего из Западной Европы. Явный намек на средневековье.
– Что будете пить? – спросил Григорий.
– Спасибо, ничего.
– Как так? Хотя бы чуть-чуть.
– Если чуть-чуть, сухого вина.
Григорий думал, что преодолел ее сопротивление. Не тут-то было. Она отпила немного из бокала под тост «за приобретение», и больше не притронулась к вину. Когда настало время расплатиться, она достала из кошелька половину суммы, и он не стал с ней спорить. Она заставляла его поступать так, как хотелось ей. Это нравилось ему.
– Я на машине, – сказал Григорий, когда они вышли на улицу. – Вас подвести?
– Спасибо, не надо. Я недалеко живу.
– Собираюсь к вам в галерею заглядывать.
– Буду рада вас видеть.
Она двинулась легкой походкой. Он смотрел ей вслед. Ему нравилась эта женщина.
23
На следующий день Анатолий Николаевич явился в тот зал, где чувствовал себя уже не гостем, а почти хозяином. Опытным глазом он окинул пространство, приспособленное для заседаний. Народу собралось достаточно. Стояли телекамеры. Целых три. Это внушало надежду.
Его вопрос был четвертым. Ничуть не волнуясь, он слушал выступления, следил за голосованием. Он чувствовал себя выше мелкой суеты. Что ему до жалоб других кандидатов, до списков доверенных лиц.
Наконец пришел его черед. Председатель взялся выступать лично. Решил отметиться.
– Закон допускает. Но речь о творческих псевдонимах. В данном случае это не творческий псевдоним, – голос у него был скучный, занудный. – Кандидат не представил публикаций или иных доказательств, что использовал его раньше. Предлагаю отказать. Есть другие мнения?.. Нет. Голосуем.
Руки послушно поднялись. Решение состоялось.
– Отказать, – довольно прокомментировала сушеная карга, выискав глазами Анатолия Николаевича.
Он обиделся. И разозлился. Предполагал, что откажут. А все равно – обиделся. «Как же так? – думал он. – Какое они имеют право? Сволочи. Гады. Я им покажу. Они получат».
Он высматривал корреспондентов, прикидывал, что им сказать, как заинтересовать. Но это не понадобилось. Едва заседание было завершено, к нему подлетела девушка, снимавшая его на прошлой неделе.
– Телекомпания «Рассвет». Вы дадите интервью?
– Хочу сделать заявление, – выпалил он.
– Прекрасно. Пройдите в коридор.
Переместившись за дверь, он увидел все три камеры, которые устанавливали, нацеливая на одно место. Ярко светили белые лампы. Он ступил туда, где сходились лучи. Такого еще не было с ним.