How Asia Found Herself

В современный период экономические и политические аспекты этого процесса хорошо известны - это история колонизации, но мы проследили лишь некоторые из его интеллектуальных аспектов. И вот, хотя, с одной стороны, европейские империи сдерживали развитие независимых государств, которые могли бы спонсировать такие знания через свои дипломатические кадры и университеты, с другой стороны, они создали межазиатскую коммуникационную инфраструктуру, которая сделала доступными спелые и гнилые плоды востоковедных исследований через публичную сферу, которая в конечном итоге достигла от Лондона до Токио, с Калькуттой в качестве информационной средней точки. Отнюдь не считая, что межазиатское взаимопонимание лучше всего развивалось вдали от европейского влияния, мы видели, что гораздо больше и раньше книг о Восточной и Юго-Восточной Азии публиковалось на языках и в портах колониальной Индии. По мере того как Калькутта и Бомбей становились крупными информационными сортировочными центрами, многочисленные источники информации - будь то местные или европейские, присылаемые по почте из Шанхая или Лондона, - поочередно переводились на другие языки, включая персидский, арабский и турецкий, на которых читали на Ближнем Востоке. В отличие от этого, неколонизированные регионы, такие как Иран и Афганистан, были вынуждены полагаться на меньшее количество источников информации, прямых или викарных, а также на более низкую скорость передачи данных. Таким образом, авторы, чьи произведения мы рассмотрели, не просто были современниками империи. Они также в разной степени использовали технологии, концепции и данные, которые она сделала доступными. И все же наши авторы не были просто сведены к империи. Далекие от того, чтобы быть запертыми в дискурсивной тюрьме "ориентализма", самооткрыватели Азии использовали ресурсы империи в своих собственных, отличных от других целях. Вместо того чтобы усугублять старые идеологические дихотомии, это указывает на более сложную взаимозависимость Азии и Европы - или, скорее, Евразии в целом.

Этот процесс евразийской интеллектуальной запутанности и взаимозависимости продолжился в колониальный и постколониальный период, особенно благодаря принятию английского языка не просто как азиатского языка, но как основного языка межазиатского общения. Если вопрос об объединяющем азиатском языке когда-либо практически поднимался, то это всегда был вопрос о том, на чьих условиях достигается языковое единство. Хотя столетие назад некоторые японские и китайские интеллектуалы искали нейтральное решение в эсперанто, который сам был изобретен в Миттелевропе и затем продвигался издалека прозелитами-бахаистами, на практике именно английский стал основным языком межазиатского взаимодействия. Не в меньшей степени это относится и к официальному взаимодействию на государственном уровне, начавшемуся с конференции Неру 1947 года, как это видно на примере Бандунгской конференции 1955 года, принявшей английский в качестве рабочего языка, и последующих региональных организаций, таких как Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), которая, несмотря на свой девиз "Одно видение, одна идентичность, одно сообщество", также выбрала английский в качестве рабочего языка. Как культурное наследие прежних имперских завоеваний привело к тому, что письменные персидский и китайский стали изучаемыми языками во многих регионах Азии в средневековый и ранний современный периоды, так и в современную эпоху эту функцию взял на себя английский - и все больше по мере того, как век европейских империй уходит в прошлое, а английский сам становится азиатским языком.

Таким образом, начиная с XIX века, люди из разных регионов Азии узнавали друг о друге в значительной степени с помощью таких языков, как английский и французский, а также иногда латыни, используемой иезуитами, и эсперанто, изобретенного польским офтальмологом. Мы можем легко осудить это как привычно уродливую историю ориентализма, "асимметричных отношений власти", колониального искажения идеальной модели межазиатского взаимопонимания, которая процветала на протяжении предыдущих веков. Но если соседние сообщества в отдельных регионах и государствах многое узнали друг о друге - в частности, через таких культурных посредников, как персидские индусы и конфуцианские мусульмане раннего Нового времени, - то в Азии в целом никогда не существовало подобной модели идеального или даже детального межкультурного взаимопонимания.