Что касается создания Варшавского договора (ВД), то я подчеркиваю важность многостороннего характера советского блока, поскольку Хрущев хотел создать реальный блок из зависимых от Москвы государств в Восточно-Центральной Европе. Следуя организационной модели НАТО, ЗП послужила прекрасной основой для продвижения новой политики советского руководства, направленной на повышение репутации сателлитов в области международной политики. Если раньше на Западе их считали не более чем полуколониями Советского Союза, то теперь они формально стали равноправными членами могущественного военно-политического альянса, возглавляемого ядерной сверхдержавой. Это ознаменовало начало многосторонности советского блока, которая привела к постепенной эмансипации восточно-центральноевропейских государств по трем направлениям, о чем уже говорилось выше. Все это также опровергает традиционные взгляды, согласно которым формирование ЗП служило в первую очередь для установления более жесткого контроля над союзниками.
В связи с венгерской революцией 1956 года я выдвинул несколько новых тезисов, первый из которых заключается в том, что современные знания о советских намерениях позволяют сделать вывод, что судьба революции была предрешена к 22 октября, за день до ее фактического начала. Семя окончательной катастрофы было посеяно в требовании свободных выборов, которое уже было одним из шестнадцати пунктов, составленных студентами Технического университета в Будапеште, и стало всеобщим требованием в течение нескольких дней.
Другое утверждение заключается в том, что первая советская интервенция 24 октября была ошибочным шагом, поскольку в тот момент руководство Москвы имело реальную возможность принять иное решение. В частности, они могли применить польский сценарий, воздержавшись от советского военного вмешательства. Однако, направив войска в Будапешт, они добились прямо противоположного: не быстрого умиротворения, а перерастания спорадических вооруженных действий в масштабную антисоветскую освободительную войну, не имеющую аналогов в истории советского блока. Вторая советская интервенция 4 ноября, однако, была неизбежным следствием первой.
На заседании Президиума КПСС 23 октября, когда было принято роковое решение, этот вариант был предельно ясно представлен Анастасом Микояном, ключевым членом советского руководства и тем, кто лучше всех знал венгерскую ситуацию. Он предложил избежать использования советских войск и вместо этого сделать Имре Надь премьер-министром, поручив ему восстановление порядка с помощью местных сил. Из рационального предложения Микояна, хотя оно и было отклонено его коллегами по президиуму, я вывел доктрину Микояна, которая не что иное, как заложила основу будущей советской стратегии управления кризисом в случае возникновения серьезного кризиса в одной из стран советского блока. Это означало, что сначала нужно было найти политическое решение по восстановлению порядка (если потребуется, то и с использованием вооруженных сил), которое выполнялось бы только местными силами, чтобы любой ценой избежать советского военного вмешательства. Хотя предложение Микояна по этому поводу было отклонено в 1956 году, советские лидеры хорошо усвоили этот урок. В своей стратегии урегулирования кризисов во время последующих конфликтов они всегда стремились изначально и инстинктивно использовать эту доктрину - в Чехословакии в 1968 году в течение восьми месяцев, а в Афганистане в 1979 году - более полутора лет. Хотя эти попытки в конечном итоге не увенчались успехом, первое успешное применение доктрины Микояна произошло в декабре 1981 года, когда генерал Ярузельский ввел военное положение в Польше.
Что касается роли Соединенных Штатов, то я отмечаю, что знаменитое послание Джона Фостера Даллеса от 27 октября 1956 года привело к смене парадигмы американской внешней политики. Хотя обычно подчеркивается его роль в умиротворении Советов, заявление "Мы не рассматриваем эти страны как потенциальных военных союзников" имело историческое значение. До этого все официальные заявления администрации Эйзенхауэра в отношении советских стран-сателлитов основывались на предположении, что если эти государства обретут независимость, то это будет означать их присоединение к западному миру, что в данном контексте автоматически означало членство в НАТО. Поэтому заявление о том, что Соединенные Штаты не рассматривают эти государства в качестве потенциальных военных союзников, фактически означало отказ от своей прежней позиции и начало процесса, определявшего политику США в последующие десятилетия, процесса, который в конечном итоге избавился от двуличного характера американской внешней политики, очистив ее от остатков освободительной пропаганды.