Об этом мне в свое время говорил Капица-старший, Петр Леонидович, нобелевский лауреат, человек с удивительной биографией. В двадцатые годы он был самый крупный экспериментатор в русской физике. Академик Иоффе предложил его послать в Англию, потому что в России не было оборудования. Пропадает человек, который, как никто, способен работать с современными приборами. Капица жил в Англии, там женился, я знал хорошо его замечательную жену, дочь академика Крылова, Анну Алексеевну Капицу. Она искусствовед. Очень много для него значила, поддерживала в трудных обстоятельствах. Обычно Капица уезжал на лето в Россию из Англии, чтобы повидаться со своей матерью. И через посольство заранее уславливались, что ему будет разрешено вернуться. В 1934-м его не выпустили обратно в Англию. Началась переписка русского правительства с английским. Молотов был председателем Совета народных комиссаров. Он шлет просто ультиматумы англичанам: вы хотите себе вернуть Капицу, он работает у вас в лаборатории Резерфорда. Тогда пришлите нам Резерфорда. То есть такое, ну, просто хулиганство. Резерфорд находит выход. Он понял, что не вернут Капицу, и всю эту лабораторию, все замечательное техническое оборудование ему дарит! Таким образом создают Институт физических проблем, который до сих пор существует, я там много раз бывал. Капица становится директором и реализует там свой замечательный, потрясающий проект — как должен быть устроен современный институт. Это, пожалуй, единственное в своем роде научное учреждение в мире вообще, которое построено таким идеальным образом. Основная мысль — иметь очень немного крупных ученых, но международного класса, и значительное количество вспомогательных людей, которые будут грамотно осуществлять техническую работу. Все это Капица сделал. Поскольку он это сделал, он стал значимой фигурой для Сталина. Есть письмо, где Капица объясняет, что Берия губит нашу современную науку, вводя секретность. Наука не может быть под паранджой, ее нельзя сделать тайной.
Мы с ним были близки, он дружил с моим отцом, а потом со мной. И говорил мне, что у него к восьмидесяти годам сформировалось мнение, что все-таки то, что он как ученый делает, — это описание огромной системы, которая плод деятельности чего-то разумного. Он считал, что к этому выводу к концу жизни приходит очень много ученых. Как пример он приводил мне Михаила Александровича Леонтовича, члена редколлегии «Журнала экспериментальной и теоретической физики», где Капица был главным редактором. На заседании редколлегии они с Леонтовичем делились вот этим впечатлением: с годами им становилось все более ясно, что основная задача науки и отдельного ученого — это часть общего осмысления того, что создано или намечено, скажем так, верховным разумом.
И с Сахаровым мы на эту тему беседовали. Он был большой сторонник антропоцентризма — человек заложен в структуре Вселенной. Вопрос: если это так, если действительно Вселенная предполагает, что в ней возможно образование таких твердых тел, как мы с вами, которые наделены мозгом с его гигантскими возможностями, допускаем ли мы, что история может повернуться отрицательным образом, что мы все погибнем? Вдруг какой-нибудь другой проект продвинут больше, чем наш. Здесь мы очень много чепухи делаем, а там, допустим, все благополучно. И может быть, закроют этот проект. Пока не нашли ни одной конкурирующей с нами системы, цивилизации. Возможно, их и нет. А если их нет, то все-таки эту нашу не тронут, вот я так думаю. Поэтому, хотя я так настаиваю на том, чтобы все люди понимали: в ближайшее время может погибнуть все человечество, — но все-таки, по общим соображениям, скорее допустят нас дальше грешить вопреки тому, что нужно верховному разуму.
Самый счастливый день моей жизни случился однажды в Сухуми, где мы с моей женой Светланой отдыхали вместе с ее родителями Раисой Орловой и Львом Копелевым. И в это же время там оказались Сахаров с женой Еленой Боннэр. И я вам на прощание прочту свои стихи «Сахаров в Сухуми». Сахаров идет с Боннэр (это она мне рассказывала), ночь, луна светит. Он ей говорит: «Ты знаешь, Люсь, есть нечто замечательное, о чем я часто думаю». Она впадает в лирический тон: «Да, Андрей, что же это?» Его ответ — в начале моего стихотворения, он относится к тому, с чего начинается современная картина мира, вот этот самый антропный принцип, создающий Вселенную для человека.
Реликтовое излучение дошло до нас от первых минут, когда возникла Вселенная. Это стихотворение обращено к Андрею Дмитриевичу Сахарову.