И дольше века длится день...

Герой Айтматова — укротитель стихий и смыслов, с ними имеет дело, с первоэлементами природы и со смыслами человеческого существования: любовь-страсть («Джамиля»), истина («Прощай, Гульсары!»), справедливость («Ранние журавли»), совесть («Белый пароход»), жертва («Пегий пес»)… И природу стремится он понять: горы, степи, воды, океан, их зов, стон гор, звон рек, рев обвалов, бичи гроз. Не средь будничной природы, но среди торжественной, блистающей громами и молниями, как языческая богиня в диадеме из перунов, разворачивается действие его сказов: гроза в «Джамиле», зима в «Гульсары», Великий туман в «Пегом псе». И в судьбах людских, с первоначала своего писательского, Айтматов берет самую патетическую ноту.

И неудивительно: народу киргизскому дивно сколько выпало в веке сем прожить, перейти и перемыслить. Только из пелен сонного патриархального состояния, в котором он застыл на тысячелетие, ввергнут он был в XX веке в водоворот всемирной истории и, не успев оглянуться, оказался уже в социализме.

Для XX века типично, что народы, долгое время стоявшие в стороне от магистральных путей мировой истории, включаются в нее и, бурно, ускоренно развиваясь, перепрыгивают со стадий древних — в наисовременнейшие. Недаром Айтматова переводят на многие языки: близки судьбы и думы его героев людям из многих стран Азии, Африки, Латинской Америки, и опыт, что накопил его, киргизский советский народ, — и исторический, и душевно-эмоциональный, и мыслительный, и художественный — всем в поучение оказывается.

Но раз народ его такой путь, равный двум-трем тысячелетиям европейской истории, промчался, то подобная же пропасть должна быть перекрыта и в духовной культуре, и в типе писателя. И действительно: как тип писателя, Чингиз Айтматов не просто житель середины XX века, но и просветитель и дидакт своего народа, романтик с идеалом высокого накала, реалист-нравоописатель и историограф и, наконец, вполне «модернист», как и конгениальный ему собрат в Латинской Америке Габриэль Гарсиа Маркес, книга которого «Сто лет одиночества» являет подобное же конденсированное табло эпох мировой истории и путей, и сутей, и идей человека… В творчестве Айтматова целая космогония и мифология осуществлена. Тут и Рогатая мать-олениха, и Буранный Каранар, и Великий туман, и Белый пароход, и Мальчик-рыба, и всеглаз-родник Верблюжий глаз, и освященные Тополи-оракулы (как дуб Зевса в Додоне), тут пролетают Ранние журавли и вечно бежит краем моря Пегий пес… И среди этой космической первоприроды люди, как титаны и герои, осуществляют свои космоустроительные подвиги: Дюйшен, как Персей, бьется с духами гор, высвобождая Андромеду — Алтынай; тут Геракл — Танабай на службе у Эфрисфея — Чоро разит гидру Зимы и чистит авгиевы конюшни кошар; тут Парис — Данияр похищает прекрасную Елену — Джамилю; тут Минос, Эак и Радамант уселись в ладью Харона, пересекающую Лету, и переносят отрока Кириска из детства в страну мужества…

Я не устаю подчеркивать эту сторону в героях и сюжетах Айтматова, ибо то, что перед нами правдивые образы наших современников, это и без того ясно, на виду: и Данияр, и Толгонай, и Орозкул. Но что есть «наш современник»? Точка в потоке исторического Пространства-Времени. Мы, конечно, любим его, как свойственно каждому любить себя, но любви к себе далеко не достаточно для того, чтобы это «я» было и другим племенам и временам интересно и поучительно. А для этого правдоподобного описательства недостаточно. Тут нужен смелый прорыв из сегодняшнего в вековечное.

К настоящему времени в творчестве и духовном развитии Айтматова прозреваются три периода. «Повести гор и степей» — такова эмблема того нового слова, с которым он вошел в литературу со своими ранними, «молодежными» произведениями: «Лицом к лицу», «Джамиля», «Верблюжий глаз», «Тополек мой в красной косынке» и «Первый учитель», за которые и получил в 1963 году Ленинскую премию. Его герой здесь — молодой человек, в кипении страсти прорывающий, как река, теснины патриархально-родовой общины и свой личный путь прокладывающий по жизни.

Второй период образуют повести «Материнское поле» и «Прощай, Гульсары!» Писателем тут владеет дума об истории своего народа, событиях революции, колхозного строительства, войны. Герой тут — старый человек, что исповедуется перед смертью о жизни своей перед природой: Толгонай поверяет историю своей жизни Земле, Танабай — коню Гульсары.

Третий же, ныне длящийся период начался с «После сказки» («Белый пароход») Здесь еще: «Ранние журавли», «Пегий пес, бегущий краем моря», пьеса «Восхождение на Фудзияму», написанная совместно с Калтаем Мухамеджановым, роман «И дольше века длится день». Тут он выходит к самым первоначалам бытия: личность — перед судом совести, человеческое общество и его деятельность — перед судом первостихий природы. Художественная мысль писателя обретает, с одной стороны, жесткую рационалистическую крепость и строгость высокого стиля, а с другой — выходит к детски первообразному мифу, сказке, притче И герой его тут выведен к вратам бытия.