И дух наш молод

Сновали автомобили с офицерьем, на некоторых - флажки иностранных миссий. У самого дворца нам навстречу на полном галопе проскакала юнкерская артиллерийская батарея.

В Мариинский дворец мы попали как раз в тот момент, когда на трибуну поднимался Керенский. Я много раз слушал выступления этого самовлюбленного позера, не переставая удивляться тому, как можно так долго говорить, не сказав ничего существенного.

...Он стоял на трибуне в знакомой позе Бонапарта, засунув руку за борт френча. Обвинял, угрожал, но нам почему-то не становилось страшно: собака лает - ветер носит.

Керенский заявил, что его правительство полно решимости ликвидировать восстание. Голосом, в котором прорывалось рыдание (в зале жиденько зааплодировали), сказал, что он и его правительство предпочитают быть убитыми и уничтоженными, но "жизнь, честь и независимость" не предадут.

Угрозы нарастали:

- Кто осмелится поднять руку на свободу русского народа, подлежит немедленной, решительной и окончательной ликвидации.

У него, мол, министра-председателя, рука не дрогнет.

На этот раз даже меньшевики и эсеры слушали Керенского холодно. Бледный, задыхающийся, он поспешно покинул зал. Мы тоже выскользнули из дворца. Доложив обо всем увиденном, я тотчас же возвратился к своим командирским обязанностям.

Впрочем, в пору подробнее рассказать о моем отряде. Я принял командование им от члена Военно-революционного комитета А. Ф. Ильина-Женевского{139} в связи с его назначением комиссаром Гренадерского полка. Второй Сводный отряд ВРК насчитывал вначале 380 штыков. Состав отряда - рабочие "Розенкранца", Химического, "Треугольника" и матросы флотского экипажа.

23 октября меня вызвал Н. И. Подвойский.

- Ну, Гренадер, принимай пополнение. Решением Военно-революционного комитета твоему отряду придаются две роты Литовского полка. Они будут подчинены тебе как командиру, а также товарищам Малькову и Урицкому. Главная задача - охрана Смольного. Остальным бойцам отряда нести патрульную и караульную службу на улицах, ведущих в Смольный. И так, чтобы даже птица не пролетела. Без пропуска в Смольный никого не пускать.

Две роты литовцев несли охрану у главного входа в ночь на 23, 24 и 25 октября. Красногвардейцы и матросы 2-го Сводного отряда в это время охраняли подходы к зданию. На этот раз были полностью учтены июльские уроки. Комендант Смольного Ф. Э. Дзержинский принимал меры, исключающие любую случайность, любую провокацию.

В Смольный - мы это знали - контрразведка Керенского засылала лазутчиков: юнкеров, переодетых офицеров, профессиональных филеров - бывших агентов царской охранки. Не исключалась Дзержинским и возможность диверсий, террористических актов со стороны контрреволюции. Надо было создать надежный заслон, фильтр, в котором застревала бы даже мелкая контрреволюционная рыбешка.

Задача не из легких.

Ведь в Смольный шли отовсюду представители ВРК в райкомов, заводов, революционных полков. Огромным был интерес к открытию II съезда Советов рабочих и солдатских депутатов и со стороны тогдашней прессы - всех направлений. Почти ежедневно бывали здесь иностранные журналисты, аккредитованные при Временном правительстве. Среди них и тридцатилетний американец Джон Рид (под влиянием Октября он вскоре стал убежденным марксистом, одним из основателей Коммунистической рабочей партии США) будущий автор знаменитой книги "10 дней, которые потрясли мир".

"Я, - пишет Рид, - проводил почти все время в Смольном. Попасть туда было уже нелегко (курсив наш. - В. В.). У внешних ворот стояла двойная цепь часовых, а перед главным входом тянулась длинная очередь людей, ждавших пропуска. В Смольный пускали по четыре человека сразу, предварительно установив личность каждого и узнав, по какому делу он пришел. Выдавались пропуска, но их система менялась по нескольку раз в день, потому что шпионы постоянно ухитрялись пробираться в здание..."{140}.

Все было именно так. Остается лишь добавить, что систему пропусков придумал Ф. Э. Дзержинский. Система была очень проста, удобна, надежна. Текст пропусков ("на право свободного входа") за подписью коменданта и с печатью Военно-революционного комитета оставался неизменным, но цвет бумаги, на которой печатались пропуска, менялся по нескольку раз в сутки. Выдавались двулистики то красного, то белого, то лилового, то зеленого цвета. На этом чаще всего и попадались вражеские агенты. У меня, как и у Джона Рида, тоже был постоянный пропуск за подписью Ф. Дзержинского. "Дано сие В. Васильеву командиру 2-го Сводного отряда". Без пропусков никто, даже члены ЦК, командиры отрядов, не мог попасть в Смольный.

Часовые, свободные от караульной службы, из Смольного никуда не отлучались. Спали тут же под лестницей или в вестибюле, укрываясь шинелями, куртками, не выпуская винтовки из рук. Лежали покотом, занимая все свободное пространство. Старшие покрикивали: "Проход оставь! Проход оставь!"

Все эти детали, живые картинки тех дней вспоминаются, когда перечитываешь книгу Джона Рида.