И Эльборус на юге...

Из архивных дел выясняется: время от времени в работе над «Описанием» возникали перерывы «из-за недоставления нужных оригиналов». Начальство било тревогу: «Художники остались решительно без всяких занятий». К тому же издание получалось не слишком прибыльным. Частные заказы помогали поправить финансы, принося более половины выручки. Предполагалось даже «для поощрения господина Поля при исполнении частных заказов и увеличения доходов предоставить в пользу его от чистой прибыли 25 процентов, а художникам, участвовавшим в исполнении тех заказов, 5 процентов»[300].

Портрет Лермонтова, выпущенный литографией, непременно должен упоминаться в ее бумагах — так представлялось вначале. Разветвленная система деловой переписки поддерживала это представление. В ленинградском архиве мне удалось обнаружить «Правила» 1846 года, согласно которым каждый заказ надлежало регистрировать в ежемесячных ведомостях, годовых отчетах, а также в семи различных журналах и шнуровых книгах, скрепленных сургучной печатью[301]. Оставалась самая малость: найти эти книги. Но... «Правила» оказались всего лишь проектом, который никто не спешил воплощать.

Три года спустя ревизоры сетовали, что «не могли получить в свое время от директора г. Поля отчетливых сведений для внесения в те книги». Заведение интенсивно работало, выпуская громадный объем печатной продукции, а проект продолжал странствовать из канцелярии в канцелярию, порождая периодические и невразумительные отписки. Наконец, в 1856 году начертали резолюцию: «За передачею литографии в военное ведомство приказано оставить без последствий»[302].

Вот почему все поиски перечня частных заказов были тщетными! Перечень оставался неведомым для нас точно так же, как в свое время для Департамента ревизии ГУПС.

Не отыщутся ли сведения о портрете в личных бумагах директора? Не поможет ли нам изучение биографии Карла Поля?

Снова двойники

Когда вместо одного живописца Шведе возникли трое,— ну что ж, бывает. Когда такое повторилось с литографом Белоусовым,— стало немного не по себе. Но когда в довершение начал «раздваиваться» художник Карл Поль!..

Впрочем, судите сами.

«Поль, Карл Иоганн (Ch. Pohl), живописец и печатник литографий. Родился в Риге в 1812 году, умер в Санкт-Петербурге 19 декабря 1881 года»,— читаем в Русском биографическом словаре. Упомянув о деятельности Поля-печатника в контакте с Обществом поощрения художников в 1840—1845 годах, словарная статья поясняет: «После этого он представил в Академию художеств исполненные им работы по живописи цветов и плодов, на масле и акварелью, прося удостоить его звания художника. В 1848 году был удостоен искомой степени, получив предварительно увольнение из Рижского цехового общества. В 1850-х годах состоял уже директором литографии ГУПС. Кроме того, написал десять картин для воспроизведения их мозаикою в Старом Эрмитаже; занимался также и реставрациею картин»[303].

Литограф и в то же время живописец цветов и плодов? Несколько настораживающее сочетание. Архивы помогают исподволь разобраться во всем.

«Прошу о выдаче мне свидетельства об удостоении меня званием художника, дабы я мог беспрепятственно заниматься художеством без притеснений со стороны полиции.— Карл Иоганн Поль»[304]. Эти строки из документа 1848 года ни в коей мере не соответствуют личности, профессии и должностному положению литографа-печатника.

Начать хотя бы с имени. Карл Поль (без Иоганна) — так значится и так везде подписывается литограф. Затем, он — иностранец, «прибывший из Саксонии». А живописец числится уроженцем Риги и тамошним ремесленником, то есть подданным Российской империи.

Иностранцу не могли присвоить классный чин, но он занимает должность директора литографии, на которую мог претендовать лишь подполковник (7-й класс согласно Табели о рангах). В то же время рижанин получает звание художника свободного, неклассного, то есть неслужащего, не имеющего даже самого низкого (14-й класс) чина коллежского регистратора.

«Притеснения со стороны полиции» никак не могли угрожать литографу, регулярно получавшему от царя подарки, вплоть до бриллиантовых перстней.

«Живописец Поль», согласно адресным книгам 1849—1850 годов, проживал в Столярном переулке, дом Рахмановой. Жену его звали — заметьте — Розина Мария Франциска.

«Господин старший художник Поль» (позже назначенный директором) 1 января 1844 года получил, как явствует из архивных материалов, квартиру в доме Успенской у Измайловского моста, где помещалась литография ГУПС. Прожил он там до своего отъезда из России осенью 1855 года[305]. В его отсутствие было объявлено «высочайшее повеление» о переводе Временной литографии в военное ведомство. 31 января 1856 года жена директора — появляется имя: Готлибе Поль — сдала по его доверенности все казенное имущество, освободила казенную квартиру и, получив для мужа «увольнительный вид», уехала вслед за ним в Дрезден[306].