И Эльборус на юге...

А что уроженец Риги? С 1850 по 1860 год он принимал участие в перестройке Старого Эрмитажа и «за отличное исполнение разных живописных работ масляными красками на холсте» был награжден двумя золотыми медалями[307].

Сегодня экскурсоводы называют посетителям музея имя живописца Карла Иоганна Поля как автора десяти картин, по которым «заказаны мозаичному заведению из римской мозаики украшения к двум комнатам в Двусветном зале»[308]. Имя это занимает скромное, но вполне достойное место в истории русского искусства.

Литограф-печатник из Дрездена Карл Поль, в течение пятнадцати лет работавший в Петербурге и выпустивший тысячи высокохудожественных эстампов, заслуживает не менее пристального внимания. Между тем, обращаясь к вспомогательным каталогам в крупнейших художественных музеях страны, я увидел, что продукция К. Поля — владельца собственного заведения, а затем продукция литографии ГУПС, где он был директором, ошибочно датируется 1820—1870-ми годами от незнания его биографии.

К сожалению, добытая информация при всей ее ценности вообще не дает ничего конкретно для атрибуции нашего портрета.

Заказ генерала Философова?

Установив временной интервал, когда был напечатан портрет «Неизвестного военного», можно обратиться к архиву Петербургского цензурного комитета. Нет ли там упоминаний о нем? «Реестры вышедших из печати книг» за 1844—1853 годы включают в себя по полторы-две тысячи названий ежегодно: не только книги, но и журналы, альманахи, газеты, нотные сборники... Есть там и отдельные эстампы, в том числе продукция литографии ГУПС; лермонтовского портрета среди них я не нашел.

Правда, он мог и не фиксироваться, если был одним из листов большой серии или журнальным приложением. Возьмем, к примеру, «Отечественные записки»: не знай мы, что там содержится литографированное изображение поэта, цензурные реестры ровно ничего бы не сказали.

Еще одно допущение: литография Шведе — Белоусова — это пробный отпечаток, размножение которого запрещено цензурой. Тогда он может значиться в «Реестрах рукописей и книг, поступивших в Комитет на рассмотрение». Изучаю страницу за страницей. Эстампы здесь крайне редки, как правило, они записывались в первый реестр. Портрет Лермонтова и здесь не упомянут. Однако документы сохранились не в полном комплекте: утрачены реестры за 1845, 1846, 1847, 1849 годы. Не в них ли содержалась запись: «Портрет Лермонтова. Представлен литографией ГУПС. Не одобрен и возвращен г. Полю»?..»

Позволю себе реплику субъективного характера. Реестры ныне микрофильмированы, чтобы сберечь подлинники. Но тот, кто вынужден пользоваться проектором для чтения микрофильма, должен обладать безупречным зрением и более чем безупречным терпением. Мелкие буквы небрежной рукописи сливаются с серым фоном, экран освещен неравномерно, зато вокруг вас в читальном зале чуть ли не солнечный полдень. К тому же пленка коробится, изображение расплывается, каждая строка требует индивидуальной наводки на резкость. К концу рабочего дня отрываешься от аппарата с тяжелой головой, в глазах туман. И так — неделю, другую...

Вот почему не следует исключать возможность недосмотра, ошибки: долго ли из нескольких тысяч расплывающихся строк пропустить одну?

Так или иначе, но фонд цензурного комитета был изучен с максимально возможным вниманием; лермонтовского портрета я не нашел.

А что

, если он вообще не поступал в цензуру? Если общественное положение заказчика и специфический характер заказа позволяли стать вне общих правил?

В архиве ГУПС хранится письмо 1851 года от генерал-адъютанта Философова с просьбой «доставить в непродолжительном времени по двадцать экземпляров последнего издания портретов великих князей Николая и Михаила Николаевичей, за каковые экземпляры по требованию литографии следующие оной деньги будут высланы». Ответ был незамедлительным: «Милостивый государь Алексей Илларионович! Имею честь препроводить при сем для поднесения их высочествам...»[309].

Но Алексей Илларионович Философов — родственник Лермонтова. Был дружески расположен к нему и неоднократно помогал в трудных обстоятельствах. Благо, что статус воспитателя двух младших сыновей Николая I давал ему для этого возможности. В 1856 году Философов впервые издал полный текст «Демона», отвергнутый русской цензурой. Издал на собственные средства, за границей, в Карлсруэ, в тамошней придворной типографии, тиражом — кто бы мог сейчас предположить? — 28 экземпляров. Книга в продажу, разумеется, не поступала и предназначалась исключительно для членов царской семьи и сановников, от которых зависело снятие цензурного запрета, а также для раздачи ближайшим родственникам Лермонтова.

И зарубежное издание проложило дорогу петербургскому: три года спустя поэма вышла в России.