И это называется будни

— Нет, Верочка, эта операция не по мне и, если хочешь, даже духу моему противна, — проговорил Игорь Модестович с решительной интонацией в голосе. — Попробовали бы отговорить меня, когда я заболел тобой.

— Значит, прикажешь пустить на самотек? Пусть идет как идет? Непротивление, невмешательство? А потом любоваться, как будут развертываться события, и истязать себя за проявленную инертность?

— Тебе я запретить ничего не могу, поступай как знаешь, а я предпринимать ничего не стану, — все так же категорически ответил Игорь Модестович. — Пойми, деточка, они гораздо взрослее и самостоятельнее, чем были мы в их годы и даже чем нам кажется теперь.

То, на что не решился Игорь Модестович, сделала Вера Федоровна.

Начался у нее с Женей разговор на этот раз не вокруг да около, как раньше, а напрямую — о несовместимости профессий. По телевизору как раз передавали документальный очерк о геологах, и Женя сказал, что не представляет себе, как эти люди могут расставаться с семьей на длительный срок.

— А как ты представляешь свою участь? — Вера Федоровна тотчас ухватилась за нить, которую можно было смотать в клубок.

— Ну, это несравнимые вещи, — безмятежно отозвался Женя. — Там долгие месяцы, а тут подумаешь — неделя-две…

— В воображении, Женя, все кажется проще, чем в реальной жизни, — заметила Вера Федоровна. — Сколько людей в помыслах своих бывают готовы на жертвы, а потом, когда приходит время их принести, пасуют. Или раскаиваются, пойдя на них. Об этом надо серьезно подумать, сыночка. Вы, молодежь, действуете подчас очертя голову.

— Как и вы в молодости.

— Плохо, когда дети знают о своих родителях все. Но, с другой стороны, наш опыт все же должен чему-то учить.

— Больше всего учит собственный. А если уж говорить о твоем опыте, то как раз он и убеждает в том, что счастье женщины прежде всего в хорошем муже.

Вера Федоровна посмотрела на сына грустно-задумчивым взглядом, сказала многозначительно:

— Несчастье, кстати, тоже.

— Это парадокс.

— Ничего подобного. Хорошие мужья — самые опасные. Из-за них приходится идти на жертвы.

— Ты и папу угощала этими сентенциями?

— Ну, что ты! Его и без того гложет вина передо мной. Он ведь понимает, что ни из-за кого другого я не оставила бы сцену. Я ведь по призванию балерина. Балетмейстер — по нужде. И я не хотела бы, чтобы и тебя мучило это чувство. — Вера Федоровна нарочно не касалась вопроса ревности, чтобы не смешивать большое с малым, возвышенное с низменным. Желая подчеркнуть это, сказала: — Пойми, Женя, меня твои переживания беспокоят меньше, чем Зоино будущее. Я делаю все, чтоб она попала на профессиональную сцену, и ты будешь у нее как ядро на ноге каторжника. Нет такого города, который удовлетворил бы вас обоих. Вспомни, с чего начался наш разговор. С несовместимости профессий. Она существует, несовместимость, точно так же, как существует несовместимость характеров.

— Смотри, как их донимает мошкара, — глядя на экран, проговорил Женя.

Вера Федоровна поняла, что весь ее заряд пролетел мимо цели и что никакие слова не поколеблют позицию Жени, никакие доводы не изменят его убеждения. Оставалось надеяться только на Зою. При всей романтичности характера ей вовсе не чужд здравый смысл, она найдет в себе силы отвратить эту беду.

ГЛАВА 16

Как же убрать фундаменты? Эта проблема немало беспокоила Збандута. Не решив ее, нельзя было приступить к строительству газоочистки.

И вообще грядущее рисовалось Збандуту в мрачных красках. Все планы давно сверстаны, утверждены правительством, в них ясно и точно указано, когда должна быть пущена аглофабрика и когда прекратится завоз агломерата со стороны. Задержит он ввод фабрики в эксплуатацию — домны сразу перейдут на сырую руду. И если сейчас благодаря ровной работе доменных печей завод имеет наилучшие показатели по республике, то на сырой руде он откатится на последнее место. И не только по выплавке чугуна, но и по стали, потому что не хватит чугуна для сталеплавильных агрегатов, а слитков — для проката. Как долго это будет продолжаться? Ровно столько, на сколько задержится строительство аглофабрики. Месяц еще потерпеть можно, но больше — это уже чревато последствиями. В верхах не простят, и в коллективе начнется брожение умов — ежемесячные премиальные стали привычной частью дохода, сидеть на голом окладе никому не понравится. Между прочим, есть в его замысле уязвимая сторона. Реконструкция обойдется в два миллиона рублей и в миллион тонн недоданного агломерата, но ни одного рубля, ни одной тонны не вернет, поскольку производительность фабрики не вырастет. Огромные затраты только за воздух. За чистый воздух. Что и говорить, аргумент не очень убедительный, особенно для Госплана. Там не видят, в каких условиях работают люди, им это и представить трудно. Вот на автозаводах, скажут, целые конвейерные линии заменяют, не снижая уровня производства, а вы что себе думаете? И откуда брать средства? Все давным-давно распределено до рублика.