И это называется будни

— Тогда тупиковое двухтрубное положение сложилось бы само по себе, непроизвольно, — пояснил свою мысль Збандут. — А сейчас получается, как вы изволили заметить, — я его создаю. — Прошелся по кабинету. — Ну да ладно. Семь бед — один ответ. Приступайте. — Внешне Збандут казался совершенно спокойным, но оттенок обреченности придал его голосу необычный тембр.

Достав из шикарной кожаной папки свернутый лист бумаги, Гребенщиков положил его перед директором.

— Тогда подпишите договор с бригадой электрогидравликов.

— Но главный инженер тоже, кажется, имеет право подписывать эти документы, — не без ехидства заметил Збандут.

Гребенщиков пристально посмотрел ему в глаза.

— У меня не хватило бы смелости на такую акцию. Ни на вашем месте, ни на своем, — признался он откровенно. — Подумайте еще как следует, Валентин Саввич.

Збандут внял совету Гребенщикова, подумал. Только это ничего не изменило. Потянулся к ручке, и на договор легла четкая подпись.

Прикрыв за Гребенщиковым поплотнее дверь, вернулся к столу, сел против Лагутиной в кресло для посетителей.

— Представляю себе, что поднимется завтра! Звонков будет… Хоть не выходи из кабинета, или, вернее, убегай из него. Только куда убежишь? До сегодняшнего дня я надеялся, что самоуправство с аглофабрикой мне простят. И нужно же — поднесло эту историю с домной. Но вы-то понимаете меня, Дина Платоновна? Хоть немножко. Мне легче уйти с завода, чем сознавать, что разрешил построить антисанитарный цех.

— Я понимаю, но не я буду решать вашу участь.

По лицу Збандута прошло движение, в котором угадывалась нежность.

— И очень жаль. Мог бы рассчитывать на снисхождение, — сказал он затухающим голосом и вслед горячо, будто споря с воображаемым противником: — Но позвольте, ведь я связан решением технического совета! У нас что, демократия или игра в нее?

— Этим вы не отобьетесь. Техсовет орган совещательный и единоначалию помехой быть не может. Упрется директор — ничего не поделаешь.

Збандут принялся ставить на торец карандаш, но его попытки не увенчались успехом, карандаш упрямо падал.

— Загадали что-нибудь? — усмехнулась Лагутина. — Удержится — не удержится?

— Дорогая Дина Платоновна, тут и без гадания все ясно, что все архимрачно. — Збандут потер пальцем между бровями, как бы унимая боль. — Хотя бы союзниками заручился загодя, как делают дипломатичные люди. А я, наоборот, последних растерял. Недавно вот и с Додокой поцапался. Не выделил средств, которые он потребовал на строительство шоссе от заводоуправления до аэропорта. До аглофабрики кое-как наскреб, а дальше не могу. Не могу, Дина Платоновна. Неоткуда. Представьте себе — взъелся. «Дурной пример, говорит, подаешь. Самый богатый хозяин в городе, а жмешься, как куркуль». Нашел куркуля! Семнадцать километров как-никак проложил. Намекнул, что припомнит при случае. Чем вам не случай?

— Не думаю, Валентин Саввич.

— А я думаю. Мы не раз уже схватывались. Да ну об этом, — махнул рукой Збандут. — Как там ни сложится в дальнейшем, а аглофабрика будет образцовой по чистоте. Мы докажем, что самое грязное производство может и должно быть чистым. А раз так, то и все новые фабрики будут проектировать соответственно нашей. — И добавил с грустью: — Впрочем, у нас умудряются и при наличии совершенных образцов упорно копировать старые.

Откровенность Збандута побудила к откровенности и Лагутину.

— А почему у вас так получилось, Валентин Саввич? — спросила она участливо. — Вы имели достаточно времени, чтобы добиться в министерстве официального согласия и не ставить себя под удар.

— Министерству трудно решать вопросы реконструкции строящегося объекта, да еще в стадии завершения. Надо идти в самые верха, каяться в том, что еще один проект неудачен, просить перенести сроки пуска, утвержденные в высших инстанциях, ломать все расчеты Госплана, потом выискивать способы, как заткнуть образовавшуюся дыру, добиваться дополнительных ассигнований, брать на себя ответственность за новые сроки, которые, как правило, оказываются нереальными. Всю тяжесть ответственности я взял на себя. Но если смотреть в корень, действую я в соответствии с их внутренними желаниями. Разве министерство не заинтересовано, чтобы условия у людей были нормальные? Заинтересовано. Но преодолевать множество барьеров, внешних и внутренних… Возьмите тех же госплановцев. Они ведь только понаслышке знают, что творится на аглофабрике.