– Ну вот, например, в город соседний съездить, с местными потолковать, цену хорошую на товар выбить. А иногда, – купец Селиванов интимно приблизился к Ханоху, – и дела сердечные утрясти. Ну, ты меня понимаешь, там, номера снять для особы секретной или там фельдшерицу устроить…
Ханох подумал чуток и ответил:
– Знаете что. Пока вы тут кушали, я из вашей кухни запахи нюхал. И что-то так у меня желудок прихватило. У вас нужник где?
– Там, – опешил Селиванов, показывая пухлой ручкой.
– Я туда, пожалуй, загляну. Предложение ваше обдумаю.
Больше Ханох в дом к Селиванову не возвращался. А детям всегда говорил: «Прежде чем пойти в гости, надо обязательно покушать». И еще: «Если хозяин не приглашает гостя за стол – никогда не имейте с ним дел».
Но предложение купца показалось ему интересным. И Ханох не был бы самим собой, то есть рисковым и любопытным человеком, если бы долго усидел на месте. Вскоре начал он ездить в Китай, Бухару и Сибирь – кожу хорошую подкупить, инструмент добротный присмотреть, идеи новые подхватить… Купцы-кожевенники брали его в попутчики с удовольствием и деньги ему доверяли, знали, он не подведет и не обманет. Сначала опасались, конечно, мол, еврей все-таки. А потом присмотрелись, полюбили, зауважали.
Он прекрасно разбирался в своем деле. Хорошая кожа должна быть мягкой, податливой, как лепесток розы. Она должна быть упругой, тянуться в меру, принимать форму ноги. Хорошей кожей считалась бычья и коровья, она шла на добротную обувь; хуже – козлиная и баранья, из нее делали сумки, подкладки, ею обивали мебель, а самой лучшей – кожа ягнячья, совсем нежная и тонкая, из которой опытные сапожники мастерили дорогую, изысканную обувь.
На каждом куске кожи, который он выбирал с такой тщательностью, стояла его печать «Ханох». Он первый придумал красить кожу, сам изобретал расцветки, смешивал краски. Дома, на кухонном столе, он раскраивал ее на детали, подметки, набойки, голенища.
Спустя десять лет после землетрясения Ханох купил большой дом из четырех комнат, с кухней в подвале, с кирпичным полом и большой русской печью. Чтобы попасть на кухню, нужно было пройти через весь дом и в удаленном углу, незаметном беглому взгляду, найти вырезанную в полу деревянную дверку. Лишь приподняв ее и спустившись вниз по крутой лестнице, можно было добраться до кухни. Дом этот раньше принадлежал зажиточному скотоводу, который держал вяленое и свежее мясо в этом погребе, прекрасно сохранявшем продукты. Поэтому в кухне, где Ханох прорубил крохотное окошко, всегда царили полумрак, прохлада и сырость. Там стоял большой стол со скамьями, бесчисленные ящички и коробки хранили продукты и крупы, а на специальной полке громоздились тарелки и кастрюли. Посреди стола стояла вазочка со свежим букетом сирени или лилий, а на маленьком подоконнике покоилась фиалка. Рядом с кухней находилась комнатка, которую сдавали внаем.
Теперь у них был большой двор, где Хана держала кур и здоровенного пса Пирата, любимца детей и известного проказника. Он славился тем, что регулярно разрывал им штаны и жевал рубашки, зато снисходительно позволял на себе кататься и добросовестно охранял дом. Одной из особенностей Пирата была патологическая нелюбовь к соседскому псу, маленькому, шустрому Шарику, невероятно пронырливому и подлому. Собаки выясняли свои отношения часами, точно две крикливые соседки, они лаяли и цапали друг друга через отверстие в заборе, но до настоящей драки дело не доходило. Так, вцепятся в лапы да визжат, хоть водой их отливай.
В саду росли яблони, груши и черешня – мощное старое дерево с великолепной кроной и сочными, крупными, спелыми до черноты ягодами, которых в хороший год собирали до десяти ведер. Из черешни варили варенье и компоты, остальное раздавали соседям и продавали на рынке. Ханох сам ставил на телегу груженные фруктами ведра и отправлялся на базар. Обычно кто-то из детей сопровождал его, и редко возвращались они без денег: Ханох умел продавать.
Хана разбила огород, где посадила огурцы и помидоры, лук и картофель. Целые грядки были отданы под клубнику – маленькую, сладкую; то и дело попадались душистые кусты смородины, крыжовника; оградой служили колючие заросли малины, усыпанные ягодами, и вьющиеся, назойливые тонкие стебли винограда экзотичного сорта «дамские пальчики» – плоды были продолговатыми, овальными, так что запросто могли сойти за изящный зеленый пальчик. Повсюду величаво стояли розы; клематисы, колокольчики и петунии скромно пестрели на солнце, переливаясь блестящим светом; у подножия деревьев примостились фиалки и герани; мощный львиный зев выглядывал из кустистого горошка, а в крошечном пруду, на берегу которого в тени росла клюква, плавали кувшинки.
В самом дальнем углу сада, рядом с грушевыми деревьями, стояла будка – отхожее место, а рядом, в глубокой яме, громоздилась куча компоста, стыдливо прикрытая большой деревянной крышкой.