I измерение

Было решено, что Ольга встретит Татьяну и отвезет ее к себе. А на следующий день все соберутся у Адрианчук, и отсюда уже поедут на вокзал. Десять взрослых и семь детских билетов были оставлены у Любаши.

Утром встречали Татьяну с мужем и сыном, а вечером Андрея Адрианчука.

На следующий день стали съезжаться в квартиру к Адрианчук. Было много объятий, поцелуев, восклицаний, смеха, улыбок. Дети носились из квартиры Адрианчук в квартиру Долговых. Маленький Димка Веденеев схватил метлу и гонял ребят. Они якобы боялись его и, громко вереща, убегали. Только Никита не вписывался в эту веселую, знающую друг друга компанию. Он всегда держался рядом с мамой.

Наконец, пришли машины, погрузили вещи, приехали к вокзалу веселой дружной компанией. Зашли в вагон, стали размещаться. Поезд тронулся, мимо проплыла Москва и осталась позади. «В Енисейц! В Енисейц!» – стучали колеса, и кричал радостно гудок.

ГЛАВА 6

Енисейц

Поезд прибыл в Назимовск. На платформе шумную компанию встречал Дмитрий Степанович Лебедев с большой подводой и Степан Адрианчук. Рассаживаясь по подводам, долго шумели, смеялись. Димка Веденеев забрал у Дмитрия Степановича вожжи и сам уселся на облучок, поддерживаемый дедом. Ольга и Виктор позади. Тут же устроилась и семья Бальцерек: Василий впервые ехал к теще, а Никита к бабушке. Вместе с ними Ленка и Женька. На второй подводе разместились Долговы и Адрианчук.

По дороге узнали, что Долгов Кирилл Михайлович больше не председатель, на этот пост назначили месяц назад Мишку Мейдзи. Ленка смеялась:

– А ведь это я предложила вовлечь Мишку в колхозную работу, помнишь, Ольга?

– Да, это было твое первое публичное выступление. Что они делали? Кажется, коровники ремонтировали?

– Ага, а потом школу строили.

– И клуб.

– А нынче председатель! – заметил Лебедев. – Я тоже с агронома ушел.

– Ушел?! – ахнула Ольга. – Почему?

– Работать невозможно – все не так, все по-своему стали делать. Для чего тогда я нужен? Быть куклой, чьим авторитетом прикрываются? Я не хочу. Ну уж нет, увольте! И уволили! Даже с радостью.

Все приутихли. Где-то наверху шумел лес, роняя багряные листья на дорогу.

Дома ждали пироги, сладкие леденцы и варенье в вазочках, соленья в тарелочках. Ленка и Женька отправились к себе домой, положить вещи. Подъехали к большому высокому дому с множеством окон и широким крыльцом, дощатым забором. Через высокие ворота въехали во двор. Ольга вбежала в дом, обняла выходившую навстречу Марью Тихоновну. За ней побежал и Димка, да шлепнулся, зацепившись за последнюю ступеньку, заплакал. Ольга подхватила его, поднесла к бабушке. Димка замолчал, с интересом рассматривая незнакомое, все в мелких морщинках лицо, и вдруг заулыбался, потянулся к ней. Марья Тихоновна осторожно взяла на руки внука.

– Так вот он какой, наш Димочка.

– Да, – Димка коротко кивнул и стал тащить с головы Марьи Тихоновны платок. В дом внесли вещи.

– Вы надолго? – спросил за столом Дмитрий Степанович.

– На две недели.

– Это хорошо, – кивнул Лебедев. – Внука, может, подольше оставите.

Ольга и Виктор переглянулись.

– Посмотрим, – уклончиво ответила Веденеева.

* * *

– Вот тут прошло мое детство и вся моя юность, – говорила Ленка брату, поднимаясь по ступеням. Наверху, за коньком, лежал на своем месте ключ. Митяева открыла дверь. Она непривычно заскрипела. Ленка застыла на пороге. Силы покинули ее, и она не может больше сделать ни шага.

– Ну! – нетерпеливо подтолкнул ее Женька, шедший сзади с тяжелыми чемоданами.

И Ленке пришлось войти в свой дом. Она прислонилась к стене и молча осматривала знакомую кухню: печь, широкие лавки, стул у окошка, занавески, чисто вымытый пол с пестрыми дорожками, у печи ухват и метла выстроились в ряд, большая бочка, наполненная свежей водой. Весь дом был в идеальном порядке, даже цветы в горшках стояли по окнам.

– Надо же! – Женька уже обошел дом и вернулся к сестре. – Вот это домик! И ты в этих хоромах жила с отцом? Да тут всю съемочную группу поместить можно!

Ленка села на пол и впервые за восемь лет разрыдалась.

– Ты чего? – испуганно спросил Женька и кинулся к сестре.

– Уйди! Уйди! – отталкивала она его от себя.

– Вот так номер, чтоб я помер! Впервые вижу, как ты плачешь. Я-то думал, что ты не умеешь этого делать. Тут все от эмоций, воспоминаний, – балаболил Женька, суетившийся возле Ленки. – В этом деле нужно, конечно, не сдерживать себя. А наоборот – выплакать все, что накопилось, все навалившееся, попить водички, – он напоил всхлипывающую Митяеву водой.

В дверь постучала Марья Тихоновна. Ленка поднялась, вытерла подолом платья мокрое лицо, чем несоизмеримо удивила брата, и открыла Лебедевой.

– Ну как вы тут? Вещи положили? – она оглядела Ленку.

– Положили, – упавшим голосом сказала девушка.

– Ну что ты, детушко?

– Спасибо тебе, теть Маш, – Ленка обняла Марью Тихоновну и снова заплакала.

– Ну будет, будет. Чего ты? Не плачь! – Лебедева гладила Митяеву по голове. Потом отняла ее от себя, вытерла ей слезы шершавой ладонью. – Пойдемте к нам, мы уже за стол сели. Чего вы тут одни будете? А завтра, Елена, примешь хозяйство.