И корабль тонет…

– Я решил пересмотреть бюджет картины, сам понимаешь в сторону сокращения. Знаю, новость не из приятных, сам ей не рад. А что делать? Этот мерзкий кризис никого не щадит. Я тебе дам новую общую смету, а ты прикинь, где и на чем можно сэкономить. И скажи сценаристам, пусть утихомирят свою фантазию, меньше всяких дорогостоящих сцен, разных там эффектов. А то если не ставить им ограничения, они такое нарисуют. – Шаповалов вдруг сосредоточенно замолчал. – Ты обещал мне показать начало сценария Ромова.

Суздальцев похолодел.

– Непременно покажу, уверен, первые сцены он уже написал.

– Вот и хорошо. Первые сцены самые важные, многие уходят из кинотеатров, если они им не нравятся. Помнится, я сам так делал. А теперь иди, хочу отдохнуть.

56

Суздальцев почти бегом перемещался по яхте. Он так спешил, что даже не постучался в каюту Ромова. Тот лежал на кровати и курил. Продюсер резко остановился рядом с ним.

– Тебе что больше нечего делать, как ничего не делать. Тут черт знает, что творится, а ты лежишь себе спокойненько, как покойник в могиле.

Ромов посмотрел на Суздальцева и сел на кровати.

– Покойники не курят, – глубоко затягиваясь, возразил он.

– Очень глубокое замечание, – съязвил Суздальцев. – А что ты скажешь на то, что скоро все мы останемся без штанов?

– В каком смысле?

– В прямом. – Суздальцев кивнул на небрежно висящие на стуле мятые брюки. – У тебя не будет даже этих портков.

– Ничего не понимаю, можешь толком объяснить? – раздраженно буркнул Ромов, снова затягиваюсь.

– Да выкини ты к чертовой матери сигарету! – закричал продюсер. – Дышать нечем. Шаповалов хочет свернуть проект. Я это шеей чувствую.

– Как значит свернуть? Почему? – растеряно пробормотал Ромов.

– Насколько я понял, этот старый козел из-за кризиса понес большие потери. Не знаю уж куда он вложил свои капиталы, но он сильно обеспокоен происходящим. Вот и решил сэкономить.

– И что он сказал, что закрывает проект?

– Пока нет, пока он только урезает бюджет. И просил передать господам сценаристам, чтобы те, то есть вы, воздержались от написания денежно затратных сцен. Но я животом чувствую, это лишь начало. Сначала просит экономить, потом закрывает вообще. А если это случится, то для всех плывущих на этом проклятом корыте, настанут очень плохие времена. Нужно так его заинтересовать, чтобы отбить у него подобные мысли. Требуется суперсценарий. Есть у тебя хоть что-то?

Ромов молчал, не зная, что сказать. Не говорить же, что он так еще не написал ни строчки. Все собирался и все откладывал.

– Чего молчишь, как немой! Я тебя спрашиваю русским языком, есть что показать? Мы с тобой, о чем договаривались, помнишь? Или ты все это время провалялся на кровати? Я для тебя, идиота, такие выгодные условия выбил, а ты.

– Подожди, есть кое-что. Я просто не был уверен, что это то, что надо. Думал еще поработать. Но коли такая ситуация, то сейчас дам. Только отпечатаю.

Ромов поспешно спрыгнул с кровати и включил компьютер. Через несколько минут протянул стопку листов Суздальцеву.

Тот жадно взял листки.

– Пойду читать. Молодец, что не подвел. – Он потрепал Ромова по щеке и вышел из каюты.

Ромов поспешно сунул сигарету в рот. Несколько раз подряд жадно затянулся. Затем затушил ее и лег на кровать. Будь, что будет, подумал он.

57

Марина лихорадочно думала, как ей поступить. Мысли приходили самые разные, начиная от того, чтобы пойти к Шаповалову и отказаться от этой почетной миссии, до того, чтобы рассказать о задании отца Филиппу. А вместе они найдут какой-нибудь выход. Но все эти проекты были абсолютно нереализуемые, они возникали скорей от отчаяния. И даже если она переспит с юношей, изменится ли Филипп настолько, чтобы это удовлетворило бы его папушу? На сей счет у нее были большие сомнения. Но что она в таком случае может сделать в такой патовой ситуации?

К ней пришла странная мысль – посоветоваться с Шароновым. Конечно, говорить все как есть, она не собирается, она же не дура. Хотя по большому счету себя умной никогда не считала. Умные разве так живут, разве снимаются в эпизодах за копейки. Она видела настоящих артистов, некоторые были не старше ее, а какие гонорары гребут! Ей и за год столько не заработать, сколько некоторым платят за один съемочный день. Иногда, получив свои жалкие гроши, она находила укромный уголок – чтобы никто ее не обнаружил – и ударялась в слезы. Она оплакивала свою несчастную судьбу, до которой никому нет дела. Скольким людям помогают, за них просят, их продвигают. А ею никто не интересуется. Был период, когда она верила, что Ромов как-то ей поможет. Да что теперь говорить, нашла на кого уповать.