И не прервется род

И несмотря на грохот Стремны, ветер и крики с берега, я расслышала его очень четко. Он снова смотрел так, как сегодня утром, будто хотел запомнить или же сказать что-то важное. Но я больше так ничего от него и не услышала. Без всяких предисловий Альгидрас одним движением перекинул меня через поручни. Я взвизгнула и, не успев даже толком испугаться, рухнула в бушевавшую Стремну. Тут же наглоталась ледяной воды, на миг всплыла, но вдруг почувствовала подводное течение, которое подхватило меня и, закручивая, потянуло вниз. Воды Стремны сомкнулись над моей головой, и я в немом ужасе увидела где-то высоко, над толщей воды, тускло-бледное небо и то здесь, то там впивавшиеся в волны злые стрелы. В воде их было не слышно. Затухающее сознание отметило, как что-то еще упало в Стремну, камнем пойдя на дно, но у меня уже не было сил удивиться или испугаться. Меня не стало.

Эпилог

Сознание возвращалось медленно и урывками. Я лежала, закутанная по самый подбородок чем-то колючим, и не могла пошевелиться. Лишь чувствовала, как то, на чем я лежу, мерно раскачивается. Попыталась заговорить, но из пересохшего горла не вырвалось ни звука. Где-то что-то неприятно гудело, и слышалась отрывистая речь. А потом наступила темнота.

В следующий раз я пришла в себя оттого, что кто-то надавил жесткими пальцами мне под челюстью. Я отчего-то подумала о Будимире, но над головой прозвучал усталый женский голос: «Пульс есть». Следом за этим послышался треск, как бывает при работе рации, и уже мужской голос повторил эту фразу кому-то еще.

Я не удивилась и не обрадовалась. У меня просто не было сил. Вместо этого я снова потеряла сознание.

На берегу Стремны кипела работа. Оборванный мост осел в воду. Канаты скрипели и стонали, ведя неравный бой с течением. Но недаром Стремна носила свое имя: один за одним канаты лопались – и подпаленные остатки моста уносило бурным потоком. Воины воеводы Радимира споро стаскивали тяжелые бревна и на веревках спускали их на отмель, чтоб каждое не вдаль уплыло, а надежным заслоном на пути кварских лодий стало. Работа шла слаженно, и вскоре отмель ощетинилась бревнами, точно еж колючками. Успели. Да цену за то немалую заплатить пришлось. Одна из свирских лодий под началом молодого Всевоя стояла сейчас живым щитом на пути трех кварских судов. В самом узком месте, где Стремна уже и не была Стремной, а была частью моря, погибала славная лодья.

Военег, молодой кормчий, развернул судно поперек потока и намертво зажал кормило мечом. Знал, что больше оно ему не послужит. Да и то славно. Успели путь перекрыть. Пахло морем и кровью. На лодье утирали пот и наспех перетягивали тряпицами раны полдюжины оставшихся в живых воинов Всевоя. Сам Всевой лежал рядом с кормилом, сжимая окровавленный меч еще теплой рукой. Военег оглянулся на старый город. На стенах лучники готовились к бою.

«Нет, не пройти кварам сегодня. Не помогут их злые боги» – с этой мыслью кормчий отбросил бесполезные ножны и достал из сапога длинный нож. Януш может сегодня им гордиться, думал он, глядя, как через низко накренившийся борт перескакивают квары. И не было им числа. Точно море свои воды несло. Хороший будет бой. Последний – он всегда хороший.