И опять Пожарский 6

Только шёл нудный холодный осенний дождь. Даже листья начали желтеть на деревьях. Птицы летние исчезли куда-то, верно подались до далёких своих югов. И только трава продолжала зеленеть, правда, сменив цвет на ядовито-зелёный. Вот мухи, в отличие от птиц, и, скорее всего, из-за отсутствия оных, ожили, и жадными, голодными стаями носились над парижским кладбищем Невинных.

А дождь шёл каждый день. Земля сначала впитывала холодную влагу, набухала. Но ведь всему есть предел. Вскоре лужи перестали просыхать в короткие промежутки между двумя бесконечными дождями. Потом они слились в маленькие озёрца. Потом в большие озёра. И вскоре весь Париж превратился в одно сплошное болото. Все нечистоты, что раньше уносило в реку, теперь беспрепятственно плавали вдоль улиц. На радость мухам и на горе жителям.

Ну, да что посеешь, то и пожнёшь.

Посеяли грязь и отбросы -пожали мух и … чуму.

Она вошла в город неспешно. А куда торопиться – вся жизнь впереди. Вот только чья? Наверное, тех, кто выживет. Первым делом она зашла в гости к беднякам, сердобольно избавляя их от тягот жизни. Они провели её по своему городу, показывая достопримечательности.

Вот больница для бедных. Она зашла, и ей понравилось. Вот солдатские казармы. Ну что ж, можно заглянуть и сюда. В солдатской службе столько тягот, не лучше ли раз и навсегда избавиться от неё. А дом терпимости? Да, успокоит Дева Мария их души. Страждущие души падших женщин, не умеющих по-другому устроить свою жизнь, заработать себе на хлеб. Они с радостью открыли гостье дверь. После этого её пригласили зайти к себе посетители тех самых женщин, страдающих отсутствием трудолюбия, или отсутствием гордости, и уж точно отсутствием стыда. Любвеобильные мужчины провели её почти во все дома Парижа. И пошло, и поехало.

Замер величественный древний город, гордость Европы. Французы спешно покидали его, но королевские войска не пропускали их через кордоны, сотнями истребляя на границе. И сжигая тут же. Горели парижане плохо – дождь мешал. Евреи попытались просочиться все вместе через патрули. Но немного было их в Париже. Около пяти сотен. И погибли все. И дети, и мамаши пузатые. Правда, чтобы не скучно им было в Аду, захватили они с собой и пару десятков швейцарских гвардейцев.

А беспризорники? С беспризорниками сложнее. Сначала, когда люди в панике бросали свои дома, шалопаи подумали, что это приглашение полюбопытствовать, а что такое интересное есть в домах горожан. Ну, что ж, там было много чего интересного. Столовое серебро, например, или горностаевое манто, или разлагающийся чёрный труп, облепленный мухами и испускающий ядовитые миазмы. Интересно.

Чума обратила своё пристальное внимание на малышей. И они чуть не всей толпой, из любопытства, конечно, из чистого спортивного любопытства, переселились в мир иной, поближе к богу. Какой же шкет откажется побывать в гостях у бога. Если, конечно, гавроши не в Ад переселяются. Дак, а разве там нет ничего интересного. Ещё как есть.

Королевские гвардейцы поступили мудро, создав кордон на пути чумы. Кордон из огня и стали. Стали мечей, шпаг, копий. Но ещё мудрее поступила эта ветреница. Пока мушкетёры истребляли пархатых евреев и твердоголовых кабатчиков, госпожа чума переползала через кордон ящерицами, перелетала местными птицами, перебегала кошками и бездомными собаками, теперь бездомными. Да и крысы с мышами покидали залитый водой Париж. А спустя несколько дней «Чума» стала стучаться в замки и деревни рядом с замками.

Но какое нам с вами дело до обезлюдивших замков Франции. Пусть шальной ветер хлопает незакрытыми ставнями и скрипит давно не смазанными петлями незапертых дверей. Пусть заносит он пылью гобелены на стенах и серым пеплом сгоревших деревень устилает супружеские кровати, в которых, скорчившись и почернев от чумы, тихо умирает старый граф с седыми усами и его жена дородная (до болезни) матрона, вырастившая десяток детей и ещё почти столько же похоронившая. А теперь вот некому даже им воды подать перед смертью. Некому прочитать молитву Всевышнему, чтобы тот принял к себе души бедных стариков, на пару дней переживших своих детей и своих слуг. Некому.

Оставим мёртвых своим мертвецам.

Санька Гамов со своим десятком остановился где-то на границе Иль де Франс. Дальше были кордоны, и дальше была чума. Ограбление монастыря в местечке Отвильер в Шампани, в окрестностях города Реймса, в котором хранились мощи святой равноапостольной царицы Елены, прошло без всяких неприятностей. Зашли, провели разведку и ночью «разбойники англичане» выкрали ковчег с мощами, и кучу монахов перебили, и драгоценную серебряную и золотую церковную утварь позабирали. Ироды! Креста на них нет.