И опять Пожарский 7

То-то утром веселье начнётся. Генерал «улыбчивый» непременно Тилли расскажет, так чтоб не забыл, Густав ему под бинт на рту записку сунул для графа: «Раз не хочешь отдавать казну по-хорошему, то будет по-плохому». Всё, ни даты, не подписи. Догадается.

Событие пятьдесят третье

Пётр сам поехал в арьергарде. Снайперку взял. Богдана поставил командовать отступлением. Благо хоть лошадей хватало, а и пушка и пулемёты на колёсах. Впрягли лошадей и тронулись. Пожарский же с ещё пятью смолянами, так же вооружённых снайперскими винтовками с оптическим прицелом, остался на месте.

Не подвели предчувствия. Вон и погоня. Дозор или разведка, не много человек двадцать. Подпустили их поближе и перестреляли. Пётр отметил, что смоленские снайпера, так себе. Каждый не меньше шести выстрелов сделал. А ведь из этих двадцати, четверых он свалил точно. Значит, на пятерых осталось шестнадцать. Получается, половину патронов зря спалили.

Ну, научатся. Если живы останутся. Стали ждать продолжения. Минут десять было тихо. И это хорошо, километр выиграли. Из пяти. Ну, вот и гости. И опять мало, даже меньше, чем в первый раз. Только эти трупы товарищей увидели и решили смыться.

- Огонь! — и первым стрелять начал.

Чёрт! Может и не научатся смоляне стрелять. Упустили двоих. Он лично пятерых ссадил. А всего двенадцать было. Теперь жди беды.

- Ребята. Давайте-ка мы вон туда перебазируемся.

Позади них метрах в двухстах был небольшой холмик. Самое удачное, что он не точно по дороге, что сначала наступающие, а теперь отступающие смоляне натоптали, а метрах в пятидесяти в стороне. Вот на него и перебрались. На вершине ещё удачно несколько десятков больших каменюк оказалось, сдвинули их. Получилось, какое ни какое, укрытие. А противника опять нет. Ещё минут десять, а значит, километр пути, выиграли.

Ну, вот, теперь серьёзные силы. Конница целая, ни как не меньше сотни.

- Огонь!

На помощников не смотрел, валил и валил всадников. Иногда специально по вырвавшейся вперёд лошади стрелял, та кувыркалась, и небольшой затор создавала, первый такой выстрел вообще удачным вышел. Следом ещё лошадей пять не удержались и, споткнувшись, попадали. Поднимались, но ведь уже без седоков. Краем глаза бывший генерал отмечал, что и смоляне не в молоко пуляют, да в такую плотную массу ещё умудриться нужно промахнуться.

Повернули. Оставили около пятидесяти человек и с десяток человек на «дороге» и умчались назад. Хорошо. Ещё ведь пяток минут выиграли. И ещё. Ага, вон пылища на западе. Всеми силами идут. На фоне заходящего солнца чётко видно. Пора уходить. Такими силами и окружить могут.

- Уходим ребята, мы часть своей задачи выполнили, на полчасика басурман задержали.

Глава 19

Событие пятьдесят четвёртое

Командор Мишель де Нойрей на этот раз влип. По тому, что творилось в Ла-Рошели в прошлый его вояж, можно было предполагать, что гугеноты долго не продержатся. Так и получилось. Крепость сдали. И случилось это прямо во время загрузки очередной партии переселенцев. Пока матросы сбросили сходни, пока обрубили концы, королевские мушкетёры ворвались в порт.

- Поднимайте якоря, срочно и ставьте паруса, нужно убираться отсюда, как можно быстрее, — закричал он капитану.

Тот только рукой махнул. Матросы и так бегали, ни на секунду не останавливаясь. При этом ведь ещё переселенцы мешались. Лезли с вопросами, просто путались под ногами. Мишель решил, что правильнее будет не кричать на русского капитана, а успокоить и спустить по возможности в трюм своих — французов. Он нашёл старшего этого паникующего племени и попытался вразумить того. Паника ни как не способствует быстрому отплытию.

Пришлось даже встряхнуть этого старосту. Однако едва де Нойрей отошёл от мужчины, как тот снова начал носиться по палубе, своими криками только усиливая панику.

- Всё! Клянусь Девой Марией это мой последний рейс с этими богоотступниками! — взревел командор и стал пинками загонять гугенотов в трюм.

Помогало это мало. Только вроде спустишь какого раздрипанного мужичка, как смотришь он вновь носится по палубе и зовёт какую-то Абель. А эта пастушка (Абель — пастушка) носится в десяти футах от него и орёт о своей козе, которую оставили на пирсе.

И тут началась стрельба. Мушкетёры числом с пару десятков подошли почти к самому краю причала, установили сошки и начали неспешную стрельбу по кораблю. Что это были именно мушкетёры, легко было понять по короткому лазоревому плащу с вычурным крестом. А вот тот мелкий ублюдок, что отдал приказ стрелять по безоружным, среди которых большинство составляли женщины и дети, без сомнения де Тревиль. Жан-Арман дю Пейре — корнет этих сволочей.