И передай привет полковнику

– Ничего не сломано, – вывел он из своих садистских деяний. – Попробуй сесть, Поля, осторожно, медленно.

– Сам попробуй, – хрипло огрызнулась я.

Он сел. Я тут же приступила к подъему. Вскочивший Сергей поддерживал меня. В итоге удалось опереться на копчик, а потом и встать на ноги.

– Меня послал полковник. Ты давно должна была вернуться. Он беспокоился. Я звонил, стучал, никто не открыл. Потом случайно глянул вверх и увидел тебя, – рассказывал Сергей.

И вдруг я все вспомнила.

– Сережа, мне срочно к Измайлову.

– Доставим.

Балков подхватил меня на руки и понес вниз.

– Упала я сама, – по сути, исповедалась я ему.

– Бывает.

– Кто-то лез в квартиру, то ли Веркину, то ли Славину.

– Бывает.

– Я котенка подобрала.

– Здорово. Бывает.

– Я попала на поминки.

– Быва…

Напрасно я не сказала ему этого, когда валялась на ступеньках. Сергей Балков парень крепкий. Но от изумления он начал меня ронять. Нет, правда, крепкий парень. Потому что справился с собой и не закончил это действо.

– Ты как себя чувствуешь, Поля?

– Плохо.

– То-то я смотрю…

Бережный внос разведчицы к полковнику разрушениями не сопровождался. Балков усадил меня на диван и отчитался:

– Это Полина, Виктор Николаевич. Получайте.

– Благодарю, Сергей, – выпустив костыль, сказал тот.

– Она оступилась, преследуя злоумышленника.

– Я так и понял.

Борис Юрьев, по-моему, отвратительно хихикнув, вышел и вернулся с мокрым полотенцем.

– Дайте мне зеркало, – занервничала я.

– Обойдешься, – отрезал Измайлов.

Борис хорошенько вытер мне лицо. На полотенце перекочевали кровь и грязь. Голова у меня гудела, как трансформаторная будка. Как это свойственно всем трансформаторным будкам. Хорошо бы еще вспомнить, что они такое и для чего нужны.

– Каким образом тебе удается выживать? – спросил Борис.

– Вот таким: то синяк, то шишка, то ссадина.

– Полина, если человеку суждено расквасить себе что-нибудь в подъезде, его бесполезно выручать. Давешний подонок не успел тебе наподдать, так ты сама о себе позаботилась, – сурово высказался Измайлов.

– Это мои насущные проблемы, а не милиции.

Балков ринулся мне на помощь, что становилось уже традицией.

– Мы с Борей все-таки осмотрим двери, лифт и лестницу.

– Вперед, – вдохновил парней Измайлов.

Когда мы остались одни, он опустился рядом со мной на диван, обнял за плечи и промямлил:

– Я очень за тебя испугался.

– А я купила черный шарф. Измайлов, прости, я завтра уеду к родителям и сыну. Наготовлю тебе впрок.

– Завтра я тебе наготовлю. А показываться ребенку с таким лбом не рекомендуется.

– Что-то кошмарное?

– Что-то разноцветное. И нос стал совсем картошкой.

– Ой.

– Тебе идет такой нос.

Вернулись ребята,

– Все чисто, Виктор Николаевич. Веры нет дома.

– Померещилось тебе, Полина, – заключил полковник.

– Люди, я к галлюцинациям не склонна. И в дверь Верки или Славы кто-то ломился. А Славу сегодня похоронили. А в наказание за недоверие вам предстоит жуть эксгумации трупа.

Наступило молчание.

– Сергей, проводи Полину, – приказал Измайлов.

Балков довел меня до двери, извинившись, прочесал квартиру и, наткнувшись на выбравшегося поразмяться котенка, вынужден был признать:

– Если он и галлюцинация, то моя.

Глава 12

«Завтра я тебе наготовлю…» Как же, дождешься от него. Главное, ведь прекрасно понимает, что не нужна мне его кастрюльная помощь. Но хоть выяснить, не сдохла ли я за ночь, мог бы. И вот я лежу, изуродованная (ложь), всеми брошенная (бессовестное вранье), и плачу (правда). А в виски изнутри молотит моя заумь – бах-бах-бах, бух-бух-бух, выпусти меня, помилосердствуй. Ишь ты, размечталась о свободе. Мне многие говорили: «Была бы ты поглупее, жилось бы тебе легче». Они мне льстили или насмехались надо мной, больной и одинокой. Не заумь это, а, наоборот, дурость. И не выбраться она хочет, а по-дурацки шутит. Опять за свое – бах-бах-бах…

– Наверное, у меня сотрясение мозга. Это замечательно. Думать станет тяжело, как дышать при насморке. Мне так надоело все время о чем-нибудь или о ком-нибудь думать. Потому что в итоге приходится додумываться до необходимости заняться делом. А я не могу даже пошевелиться. Да здравствует сотрясение мозга и как следствие – неспособность производить мысли, постоянно наращивая производство, неуклонно улучшая качество продукции и стремясь выйти с ней на мировой рынок.

– Грянул момент истины. При нормальной домашней библиотеке ты, оказывается, читаешь газеты. Не ожидала от тебя, Поля.

Подруга Настя сменила приобретший температуру моего невезучего лба компресс на живительно-холодный и спросила:

– Тошнит?

– Нет.

– Это не сотрясение мозга.