Рен рассеянно провела большим пальцем по тыльной стороне его ладони. Только когда заметила его учащенное сердцебиение и прерывистое дыхание, она осознала, что сделала. Хэл не отстранился от нее, даже когда она подняла на него взгляд.
У нее пересохло во рту, когда его взгляд опустился ниже, и она отпустила его руку. У них не было времени, чтобы разобраться в том, что происходит между ними. Не тогда, когда у их миссии было только два возможных исхода. Успех – предотвращение войны. Она укрепит свое положение и наконец узнает, что случилось с Байерсом и почему. Неудача означала, что они тоже могут оказаться пропавшими без вести.
Еще две щепки для растопки уже разгорающейся войны.
Когда вечернее солнце проникло в окно, Рен резко проснулась и обнаружила себя свернувшейся калачиком в кресле, которое она не узнавала. Ее глаза почти слипались ото сна, а воротник ночной рубашки был пропитан слюной. Она явно нуждалась в отдыхе, раз так крепко уснула в этом месте. С довольным вздохом она потянулась и похрустела суставами.
Волна беспокойства, холодная и гудящая, пробежала между лопаток и поселилась у основания черепа.
Рен обернулась через плечо и с облегчением вздохнула. Конечно, здесь есть кто-то еще. Это ведь комната Хэла. Он сидел в кровати со странным, почти осуждающим выражением лица.
Он отвел глаза и стал внимательно изучать иней, разросшийся, как лишайник, на оконном стекле. Неужели он глазел на нее? Застенчиво поправляя ночную рубашку, она почувствовала, как у нее горят уши.
– Доброе утро, – пробормотала она.
– Скорее вечер.
Технически действительно наступил вечер.
Рен бесшумно подошла к кровати и положила тыльную сторону ладони ему на лоб. Легонько загудела магия. Он не был горячим или липким. Его жизненные показатели оставались стабильными. Он жив и идет на поправку. Осознание этого вскружило ей голову, и она чуть не обняла его. Хотя Рен подавила этот нежелательный порыв, представив себе его реакцию, она обрадовалась настолько, что смогла простить себя за него.
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше.
– Хорошо. – Она прочистила горло. – Достаточно хорошо, чтобы провести расследование?
– По крайней мере, достаточно хорошо, чтобы идти.
Рен взяла его за руки и помогла встать. Даже неуверенно держась на ногах, с усталостью и бездонными кругами под глазами, он был поразителен – и так очаровательно прост со взъерошенными волосами и пятнистой щетиной вдоль линии подбородка.
– Я могу идти сам. Спасибо. – Он выдернул руки. – И если ты не возражаешь, я схожу в душ.
– Нет, совсем нет.
Он, пошатываясь, пошел к двери без ее помощи. Как бы сильно Рен ни хотела убедиться, что он не разобьет голову о ванну, она подозревала, что он сердито на нее посмотрит – или сделает что-нибудь похуже, – если она попытается пойти за ним.
Она вышла из комнаты и стала рыться в коридорных шкафах, пока не нашла чистое постельное белье, спрятанное на полке. Чтобы до нее дотянуться, ей пришлось встать на цыпочки. Затем она сорвала простыни с кровати Хэла и сумела растопить лед настолько, чтобы открыть все окна.
С полившимся из окон холодным светом комната перестала выглядеть такой убогой, а атмосфера – гнетущей. Зимний холод притупил отвратительный запах болезни. Когда Рен затолкала испачканное кровью и потом постельное белье в корзину, дверь снова открылась. Хэл стоял на пороге, с кончиков его волос капала вода. Влага просачивалась ему за воротник, и, хотя он оставил первые несколько пуговиц рубашки расстегнутыми, было удивительно видеть, что даже так он выглядит презентабельно.
Ее взгляд невольно скользнул по его обнаженным ключицам. Она уже видела его без одежды. Она касалась его кожи. Ее магия жила внутри него. Но сейчас, без надобности в медицинской помощи, она словно застала его врасплох, ничего не подозревающим и голым. Должно быть, он тоже заметил это и медленно застегнул пуговицы. Словно понял, что увиденное ей понравилось. Он сделал эту ситуацию более интимной. И более унизительной.
Были они союзниками или нет, он все еще мог вывести ее из себя.
Рен агрессивно натянула простыню на матрас, когда Хэл направился к креслу у окна. Он сидел, освещенный бледным солнцем, и пытался застегнуть пуговицы на рукавах. Она подумывала о том, чтобы позволить ему страдать, хотя бы ради сохранения здоровой дистанции между ними. Но если быть до конца честной с собой, то она точно больше не хотела держаться от него подальше – ни эмоционально, ни физически. Приблизиться к нему сейчас было все равно что ступить на край обрыва. Как близко она могла подойти, прежде чем упасть?