И приходит ночь

Рен сократила расстояние между ними и толкнула его. Хэл едва сдвинулся с места, что только усилило ее раздражение. Потому что, конечно, она не могла сдвинуть Кавендиша с места даже сейчас, когда чуть не убила его.

– Ты спас меня. – Каждое слово она сопровождала ударом кулаком в его грудь. – Я твой враг. Я пыталась похитить тебя. Ты – Хэл Кавендиш, самый расчетливый и последовательный человек, которого я когда-либо встречала. Это нелогично. Это плохое решение – это же очевидно! Как ты можешь быть таким самоотверженным, таким…

– Эмоциональным? – Хэл схватил ее запястья достаточно сильно, чтобы она перестала его бить. Его руки были обветренными и шершавыми от мозолей. И такими холодными. Он улыбнулся, но это была недобрая улыбка. – Это то, во что ты до сих пор веришь? Что я совершенно ничего не чувствую?

«Эмоциональным».

Слово обожгло. Ей захотелось плакать, хотя она и не понимала причины. Замешательство, желание и надежда – все чувства пойманы в ловушку. «Твое сострадание однажды убьет тебя», – сказала ей Уна. Так долго ей вбивали эту истину. В Королевской Гвардии нет места доброте и состраданию. Но сегодня доброта Хэла спасла ее, и Рен не понимала, какой в этом был смысл.

– Да, – почти беззвучно призналась она. – Эмоциональным.

Хэл отпустил ее. Кожа начала зудеть, словно требуя вернуть ощущение его руки на ее. Хотя отблески очага все еще окрашивали его глаза в оранжевый цвет, огонь в них погас. Мерцающие тени подчеркивали темные круги под глазами, края скул.

– Ты, должно быть, устал, – сказала она.

Он кивнул.

– Тогда давай немного поспим и… – Рен оглянулась через плечо и наконец заметила односпальную кровать, стоящую в центре комнаты. Страх и желание слились у нее в животе.

Словно почувствовав ее дискомфорт, Хэл прочистил горло.

– Она твоя.

Рен прошла по комнате, как будто пол был усыпан углями, затем присела на край кровати. Тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине, затянулась. Она завернулась в одеяло, в то время как Хэл статуей застыл перед огнем.

– Ты так и будешь стоять там?

– Я нечасто сплю, – сказал он, словно это все объясняло.

– А я не смогу уснуть, когда ты вот так нависаешь надо мной.

Он услужливо сел в кресло. Даже в состоянии покоя он был элегантен: лодыжки сведены вместе, руки сложены на ребрах. Рен перевернулась и попыталась не обращать на него внимания. Его присутствие было подобно дыханию на ее затылке – не совсем неприятному, но совершенно сбивающему с толку. Рен снова повернулась к нему.

– Это не лучше. Мне все еще кажется, что ты наблюдаешь за мной.

– Может, мне выйти? – спросил он сдавленным от раздражения голосом.

– Почему бы тебе не лечь?

Сомнение горело в его глазах, как будто он не мог решить, что испытывает: отвращение или очарование. Впервые он выглядел как девятнадцатилетний юноша, каким и был.

– С тобой?

– Богиня небесная, – простонала она. – Не говори так. Просто иди сюда. – Рен попыталась успокоить бешено бьющееся сердце, когда он подошел ближе. Он откинул одеяло, впустив дуновение холодного воздуха, от которого у нее по коже побежали мурашки, и лег рядом. Они и раньше были близки, но в этом было что-то более интимное, чем целительство. Сейчас она искренне наслаждалась этим моментом. Он был совершенно открыт.

– Кстати, как ты нашел меня?

– Это было несложно. Я чувствую тебя через узы исцеления.

Никогда она не была так благодарна за них.

– Ты легко мог оставить меня умирать. Почему ты вернулся?

– Чтобы вернуть долг.

– Уф. Ты такой лжец.

– Я устал, что люди умирают из-за меня, – сказал Хэл в потолок. – Я устал.

– Прости, – прошептала она. – Мне так жаль.

Он повернулся, так что они оказались почти нос к носу в полумраке.

– Ты сбиваешь с толку.

– Как и ты.

– Я не могу понять, чего ты от меня хочешь. – В его голосе едва заметно слышалась боль, но в глазах все еще читалось обвинение. – Если я буду держаться на расстоянии, ты уколешь меня. Если я буду уязвим, ты сожжешь меня. Я подпустил тебя, потому что ты первый человек за многие годы, который не боится меня – который, казалось, заботится обо мне больше, чем о моей магии.

Рен поморщилась.

– И вот чего мне стоило это доверие. И все же после всего, что ты сделала, я не мог оставить тебя умирать. Как я могу быть таким жалким?

– Ты не жалкий, – мягко произнесла она. – Однажды ты сказал мне, что милосердие – самая сложная вещь. – От ее слов лицо Хэла смягчилось. – Я не знаю, смогу ли когда-нибудь показать тебе, как мне жаль. Я пойму, если ты никогда больше не сможешь мне доверять. Но я клянусь, на этом все. Я больше не хочу причинять тебе боль. Я не хочу возвращать свою должность, если ценой за нее будешь ты.

– Почему для тебя это так важно?

Возможно, это ничего не исправит, но она попытается объяснить.