И сгинет все в огне

Десмонд был прав. Я лгала ему, Талину, Фил, им всем. Я позволила им поверить в ложь, позволила им пролить кровь, страдать и умирать за меня. Больше этого не случится. Никогда больше.

Я отстраняюсь от его тепла. Холод принимает меня в свои объятия. Такое родное ощущение.

– Прости, – говорю я ему с уверенностью, которая растет во мне, подобно надвигающейся буре. С моей стороны было неправильно открыться ему, было неправильно показывать свою уязвимость, было неправильно втягивать его во все это. – Нам вместе было хорошо. Даже чудесно. – Его брови ползут вверх, уголки рта искривляются, а в его мягких глазах отражается весь спектр эмоций: нежность, неуверенность, замешательство, а затем горечь понимания. – Но…

Он встает, делает шаг ко мне и протягивает руку.

– Дальше необязательно должно идти «но».

– Нет, должно, – говорю я и делаю еще один шаг назад, и я знаю, что он не последует за мной. – Когда все началось, ты сказал, что может наступить день, когда наши пути разойдутся. Это сегодня, Талин. В том, куда я пойду, в том, что я буду делать, ты не сможешь быть со мной. Нам придется расстаться.

– Послушай. Я знаю тебя. Я знаю, что тебе сейчас больно. Но я знаю, что ты не хочешь наделать глупостей…

– Ты не знаешь меня, Талин. В этом и суть. Ты не знаешь, кто я на самом деле. И именно поэтому мы не можем быть вместе.

– Алайна…

– Ты принц, Талин. Ты служишь своему королевству и отцу. В этом весь ты. А я… Я… – я трясу головой, борясь с подбором слов. Стены давят на меня, границы растворяются. Мне нужно убираться отсюда, нужно побыть одной. – Я другая. Та, кого ты не знаешь. Та, кого ты бы не понял.

– Ты делаешь ошибку, – говорит он.

– Я делаю выбор, – отвечаю я и ухожу под дождь.

Глава 37

Настоящее

Я не знаю, что буду делать дальше, знаю только, что мне нужно чем-то заняться, чтобы продолжать двигаться, чтобы не утонуть. К счастью, полагаю, мне не приходится думать об этом самой, потому что профессор Калфекс ждет меня за дверью моей комнаты. Она бросает на меня, промокшую насквозь, взгляд и вздыхает.

– Приведите себя в порядок, – говорит она. – Директор Абердин хочет видеть вас в моем кабинете.

Двадцать минут спустя мои волосы все еще влажные. Я захожу в офис Калфекс. Я не нервничаю, хотя, наверное, стоило бы. После такого утра не чувствую ничего, кроме оцепенения.

Директор Абердин сидит в кресле Калфекс, просматривая какой-то случайный свиток, и его лицо озаряется, когда я вхожу.

– А! Леди Девинтер! – улыбается он. Когда мы говорили в последний раз, он был осторожен и рассудителен, но теперь он излучает самодовольную уверенность, как кот, улыбающийся убитой мыши. Это раздражает, и я чувствую, как дергается моя рука, наполовину сжимаясь в кулак. Всевышние Боги, он никогда не ошибается в выборе дня. – Большое спасибо, что пришли встретиться со мной!

– Конечно, директор. – Я натягиваю на лицо улыбку. Профессор Калфекс тоже здесь, стоит у книжной полки, и она оглядывается через плечо, когда я вхожу. Наши глаза встречаются, и ее взгляд – узкий, напряженный и полный настороженности. «Веди себя осторожно», – говорит он. – Чем я заслужила такую честь?

– Тем, что это забота директора, – говорит он, его голос источает благородство и доброту. – Я заметил твое отсутствие на уроке по работе с глифами, так что и мне пришлось прийти и удостовериться, все ли с тобой в порядке.

Идея о том, что директор лично проверяет каждого ученика, пропускающего занятия, настолько абсурдна, что Калфекс просто закатывает глаза, и мне приходится бороться с желанием сделать то же самое.

– Спасибо вам, – произношу я в итоге. – Я в порядке. Филмонела была моей подругой. Мне нужно несколько дней траура.

– Конечно, – отвечает Абердин, слегка кивая. – Потеря студента всегда большой удар.

Он пытается меня спровоцировать? Потому что у него получается. И он выбрал не тот, черт побери, день, потому что я уже почти готова взяться за него, сорвать с бедра локусы и показать ему, как умерла Фил. Мои руки движутся к поясу, но затем я замечаю выражение лица Калфекс, легкое покачивание ее головы и вспоминаю, как Абердин высекал глифы во время занятий, его точность, его грацию, ошеломляющую сложность его символов. Я умру еще до того, как закончу движение.

Поэтому я даю рукам опуститься и склоняю голову.

– Прошу прощения, что пропустила ваше занятие. Этого больше не повторится. – Я делаю один долгий вдох, задерживаю его в себе, затем выдыхаю: – Это все?

– Не совсем. – Абердин встает с кресла, его мантия развевается при движении. На талии у него толстый черный кожаный ремень, а локусы висят на поясе, аккуратно закрепленные в ножнах. – Профессор Калфекс, позволите нам пару слов наедине?

– Я бы позволила, – отвечает она, и, хотя ее взгляд обращен в другую сторону, в ее голосе слышится сталь. – Но вы в моем кабинете, директор, и она моя подопечная. Все, что вы хотите сказать ей, вы можете сказать и мне.