И сгинет все в огне

– О Боги, да, – отвечаю я и снова целую его. Его руки стягивают с меня платье, и он покрывает поцелуями мою шею, ключицу, все ниже и ниже, а я хватаюсь за него и натягиваю на нас одеяло. Пока морозный рисунок нежно обволакивает стекло, пока свечи горят, колыхаясь, я целую Талина, и он целует меня в ответ. На одну ночь, хотя бы на одну ночь я забываю обо всем, забываю о Ревенантах, забываю о том, зачем я здесь, забываю свои заботы, страхи и боль. На одну ночь я просто живу чувством.

Это больше, чем я могла бы просить.

Глава 30

Настоящее

На следующее утро я просыпаюсь в ярких лучах утреннего солнца, как бывает в те утра, когда нужно дать себе добрых пару минут для осознания, что нет, это был не сон. Хотя кажется, что это должен был быть сон; идея о том, что я пересплю с кем-то в Блэкуотере, не говоря уже о принце, немыслима. Но нет, это определенно реальность. Солнце согревает мою кожу. Надо мной ярко-золотой потолок. А я лежу голая под мягким меховым одеялом в постели принца Талина Рейвенсгейла IV.

Я медленно сажусь, хотя часть меня хочет просто зарыться глубоко под одеяло и никогда оттуда не вылезать. Талин сидит обнаженный за своим столом спиной ко мне, и мне не по себе от того, насколько он красив. Он, должно быть, услышал, как я двигаюсь, потому что повернул голову назад.

– Доброе утро.

– Доброе, – говорю я, инстинктивно смущаясь и натягивая одеяло, чтобы прикрыться, и вижу, как уголки его рта дергаются в легкой улыбке.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – отвечаю я и, как только слова срываются с моих губ, осознаю, что это правда. Я действительно чувствую себя хорошо. Даже очень. Мое тело кажется более расслабленным, чем когда-либо за последние годы, будто оно наполнено светом, а кончики пальцев рук и ног все еще покалывают. Талин – не мой первый. До этого был еще Гренн в лагере Ревенантов. Но с Гренном все было иначе, неуклюже, быстро, союз, рожденный скорее одиночеством и отчаянием, чем настоящей привязанностью. Было не так уж и плохо, но совсем не так, как сейчас. Закрывая глаза, я все еще чувствую губы Талина на моей шее, его руки, скользящие по мне, его дыхание, его прикосновения.

Я прочищаю горло, возвращаясь обратно к реальности.

– А ты как?

– Твой глиф исцеления творит чудеса. – Он поднимает руку, показывая бицепс, где на месте раны теперь рассекает кожу мягкий белый шрам. – Ни один Инфорсер не пришел выбивать мне дверь. А на моей постели лежит без одежды самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал. Так что в общем я бы сказал, что дела у меня идут прекрасно.

Я хмыкаю:

– Ты уже переспал со мной. Во флирте больше нет надобности.

Его глаза озорно мерцают:

– О, флирт – это только начало.

– А я только подумала, что нашла способ заставить тебя прекратить, – говорю я и вдруг моргаю, потому что наконец замечаю, что он не просто так сидит обнаженный у стола. На столешнице стоят с полдюжины сосудов, украшенных керамических емкостей с вырезанными на них рунами, крепко скованных тонкими серебряными цепочками. Ближайший к нему сосуд открыт, и я вытягиваю голову, чтобы увидеть содержимое, которым является… песок, думаю я? Но это самый красивый песок, который я когда-либо видела, песок насыщенного темно-пурпурного цвета с тысячами блестящих золотых частичек, песок, сияющий, как ночное небо. – Чем ты занят?

Игривое выражение сходит с его лица и заменяется чем-то другим, чем-то, что гораздо сложнее прочесть.

– Теперь ты задаешь сложные вопросы.

– Настолько сложные?

Тяжело вздыхая, он опускает два пальца в банку, едва касаясь ее поверхности. Когда он вынимает их, они блестят фиолетовым из-за этого странного красивого песка, а затем он очень аккуратно проводит вниз по руке, оставляя за собой спиральный след. Вот как он наносит эти руны.

– Я мог бы ответить тебе, что я просто расписываю руки в традиционном стиле Ксинтари. Или я мог бы сделать что-то гораздо более безрассудное. – Он проводит кончиками пальцев по внутренней стороне запястья, оплетая его, как браслетом. Всего на секунду он вспыхивает ярким, мягким импульсом силы. – Я мог бы рассказать тебе правду.

Атмосфера между нами снова напряжена, и она пробирает меня до костей. Мы уже переступили черту прошлой ночью, но есть еще один предел, более охраняемый ото всех. У меня по-прежнему есть секреты от него. А у него – от меня.

– Полагаю, мы уже за гранью безрассудства, – наконец произношу я.

– За гранью, – подтверждает он, заканчивая с одной рукой и переходя ко второй. – Полагаю, ты уже заметила, что моя магия отличается от твоей.

– Ты не пользуешься локусами, – говорю я, вспоминая, как он рассекал воздух только своими руками. – Те из ящика стола, которыми ты пользуешься на занятиях…

– Уловка, чтобы обмануть маровианцев. – Он закрывает крышку пурпурной банки и открывает другую, наполненную пылью, пылающей красным подобно самому знойному закату. – Я могу ими пользоваться. Но я не нуждаюсь в них. И Божьей метки у меня тоже нет.