И создал из ребра я новый мир

— Чепуха. Весь этот город был точно треснувшее зеркало, но вы замылили и залепили все трещины, сделав вид, словно так было всегда. Вступили в браки… детей наплодили… отправились на работу. Вы могли получить, что угодно, болваны. Что-то… необычное. Но вы дружно выбрали посредственность.

— Ну и что? — проскрипел опутанный корнями Джоджо с земли. — Ты явился разнести тут все лишь потому, что мы тебе чертовски надоели?

Дэвис фыркнул сквозь зубы и взмахнул рукой, разрезая воздух. Корни напряглись, и их еще больше выпросталось наружу, чтобы обвиться вокруг груди Джоджо, который захрипел.

— Я бы вообще не пришел, если бы меня не пригласили, как ты знаешь. И теперь, когда я здесь, с нетерпением жду нового начала. Начала, при котором никого из вас не будет, естественно.

Еще один широкий жест — и Теодору швырнуло назад, пока она не ударилась спиной о ствол дерева. Ее дыхание вырвалось из груди и не возвращалось в течение нескольких мучительных секунд, в то время как занозистые древесные путы цеплялись за нее, крепко приматывая к дереву. Когда к ней вернулось дыхание, оно было слабое и неровное — путы, похоже, грозились выжать из нее жизнь.

— Теодора, — проскрежетал Джоджо, но собственный голос показался ему до ужаса слабым, он даже не вполне расслышал его. Медсестра-Минерва смеялась над его бедственным положением, распаляя и без того жгучую ненависть к ней. Он извивался, а корни сжимались сильнее. Зазывала Дэвис неторопливо подошел к тому месту, где он беспомощно лежал, и поставил ногу на несокрушимые путы.

— Джоджо, мальчик мой, ты должен был сдерживаться. Такому зверю, как ты, не следует свободно бегать, если только я сам этого не позволю, а я могу позволить лишь в том случае, если ты по уши в злобе. Но сколько бы я ни бросал в тебя гадости, твое несчастье кипит, но не закипает. Настоящий позор.

— Черт побери, Дэвис, — прохрипел Джоджо. — На кой тебе сдался именно я?

— Потому что ты чудовище, конечно. Выблядок. Просто злой урод. Все, что мне было нужно, — цирк ужаса и гнева, с капелькой разврата по желанию, и я рассчитывал, что люди раскрутят эту карусель как надо. Знаешь, я сравнительно справедливый бог: я же дал вам волю поступать так, как считаете нужным. Но вы оказались бедны на воображение. У вас было много ненависти, о да, и более чем достаточно желания возвести ее в те еще любопытные степени… но воображения — ни на гран. Словами не передать, как я во всех вас — в тебе особенно, Джоджо, — разочарован. Мое сердце плачет.

— Дерьма поешь, — скрипнул Джоджо.

— Увы, дерьма поесть сейчас придется тебе, мой мальчик. Спокойной ночи.

Маг повернулся и поклонился Минерве в пояс. Та лишь усмехнулась.

— Зазывала! — рявкнул Джоджо. Его дыхание стало еще более тяжелым.

Дэвис бросил на него мимолетный взгляд.

— Я тебя все равно урою, — сказал бывший мальчик-псоглавец.

Маг поцокал языком, видимо оценивая угрозу. Посмотрел на небо и, ощерившись во весь рот, сказал:

— Искренне желаю тебе удачи. — Он кивнул медсестре. — Минерва, слышишь, дитя мое? Займись этим зверем… только будь осторожна — собака нестерильна.

Она кивнула. Земля между ними снова разверзлась — огромной крошащейся пастью. Джоджо уставился в дышащий паром провал. Неизвестно, чья это была магия — Минервы или Дэвиса, — но ужасу она наводила будь здоров: сердце болезненно запрыгало в груди. Маг развел руки в очередном театральном жесте и сошел вниз, в темный провал, где исчез в одно мгновение. Земля вновь сомкнулась, и никаких следов страшного проема не осталось.

Минерва втянула в себя прохладный ароматный воздух леса и с тихим стоном выдохнула его. Она медленно, чувственно подошла к дереву, к которому была привязана Теодора, и погрозила пленнице языком — непомерно длинным по человеческим меркам и чуть раздвоенным на конце. На короткое мгновение лунный свет блеснул в ее глазах — тут же зрачки превратились в вертикальные черные щели на мраморно-желтой радужке. Она зашипела, ее язык дико забился, и она коснулась рукой щеки Теодоры. Кожа на кончиках ее пальцев была сухой и чешуйчатой.

Джоджо обмяк. Слезы ярости катились по его щекам. Он услышал, как вскрикнула Теодора, и понял, что Минерва каким-то образом причиняет ей боль. Его горло сжалось, а лицо пылало жаром. На очередной жалобный полувскрик-полувсхлип Джоджо распахнул-таки глаза и увидел Минерву, прижавшуюся к Теодоре, задрав одну ногу вверх. Язык змеился по лицу плачущей женщины. Голова Минервы мелко затряслась, ее волосы стали дыбом, когда скальп разошелся ровно посередине черепа. Волосы упали, как ненужный парик, кожа, расходясь еще сильнее в стороны, скаталась на плечах.

Женщина-змея линяла.