Она оперлась об его руку и одну за другой выпростала ноги из опавших лоз. Там, где ее оцарапала Минерва, лицо Теодоры алело. Она дотронулась до ран и поморщилась.
— Болят? — спросил Джоджо.
— Переживу. Тебе сильнее досталось.
— Все относительно.
Она скривила губы и понюхала воздух.
— Дымом пахнет.
— Дом Шеннона горит.
— Не думаю, что он один. Это из города ветер приносит.
— Замечательно. Значит, наши парни справились с задачкой.
— Эти корни, — добавила она, задумчиво наморщив лоб. — Они тоже сгорели.
— Святая правда. Сгорели как миленькие.
— Как тебе это удалось?
— Понятия не имею. И не намерен сейчас об этом печься. Дэвис еще где-то здесь, нутром чую — так что у нас есть работенка. У меня — уж точно. Не знаю, как ты после всего этого…
— Я с тобой, — резко сказала она.
— Ладно, — сказал Джоджо, решив, что лучше ее больше не переубеждать.
— Куда теперь направимся?
Он почесал подбородок одной рукой, а другой похлопал себя по карманам в поисках пачки сигарет, которой там не было.
— Куда бы ты пошла, если бы была богом?
— Хе. В церковь?
Он кивнул. Теодора моргнула, снова прикоснулась к глубоким царапинам на лице и двинулась назад — туда, откуда они пришли. Джоджо нагнал ее, и они отправились через темный лес вместе, прошагав до самой границы между чащей и полем. Цирк куда-то исчез, и ночь стала безмолвной, черной. Церковь маячила в отдалении, одинокая и темная, на пригорке. Они вышли из-за деревьев и остановились, глядя на нее.
Теодора закашлялась, сдерживая рыдания.
— Марджи… — пробормотала она.
Джоджо положил руку ей на плечо.
— Да, — просто сказал он.
И они продолжили путь, направившись вверх по склону к церкви.
Глава 26
«Дворец» пылал.
Пламя трещало и бесновалось. Крыша рухнула вместе с частью стены, и экран стал виден с улицы. Правда, зрителей все равно не было — все тротуары пустовали, здания стояли темные. Огонь еще не добрался до них, но пламя распространялось, перескакивая с крыши на крышу и пожирая эти, по большей части старые и иссушенные, декорации.
Гибель центральной улицы города решительно некому было оплакивать. Закусочная «Звездочет» уже превратилась в дымящуюся груду дерева, кирпича, металла и стекла. За считаные минуты не стало скобяной лавки Арнольда Така — весь сгруженный в ней хлам порядочно насытил продвигающееся вперед огненное Инферно. Аптека Финна горела около часа, не спеша, а потом взорвался ее отопительный котел, раскидав горящую шрапнель по сторонам. Та в свою очередь воспламенила почти все, на что попала. Даже деревья горели — а вокруг Литчфилда их росло в избытке.
К тому времени, когда ненасытный огонь достиг отеля «Литчфилд-Вэлли», из него давно ушел последний постоялец. В передвижном шоу Зазывалы Дэвиса не осталось ни одного человека, а весь персонал был либо мертв, либо занят своими делами. Мало кто остановился в отеле, в основном коммивояжеры и гуляки, но и они сгорели, точно утренний туман на солнце, прежде чем пламя приблизилось к отелю. Если бы кто-нибудь видел, как они исчезали, сказал бы, что их там, скорее всего, никогда не было.
А засвидетельствовать их уход было некому.
В Литчфилде остались только настоящие местные жители — те, кто проживал в нем с самого начала, или те, что родились уже здесь. Почти все они спали дома, в своих кроватях, вдалеке от разгулявшегося пожара. Кто-то был мертв. Рассел Кевинью, Филлис Гейтс, Финн, Джейк и Хершал, продавец ботинок, — трупы, завалившие главную улицу, — все сгорели, придавленные обломками зданий или пожранные пламенем по ходу дикого триумфального шествия. Арнольд Так тоже сгорел в своей кладовке, а официантка Нетти Увертюр замерзла насмерть в морозильнике «Звездочета» еще до того, как сгорела закусочная.
Когда экран «Дворца» слетел с опор и рухнул на сиденья, его жесткий каркас пробил череп Эрни Рича, и шериф растянулся на полу. Все это время он пребывал в затуманенном состоянии, гадая, что заставило его войти в кинотеатр уже после того, как он его поджег. Из дыры в голове сочилась кровь, ладони прикипели к горячему липкому полу. Ему пришло на ум, что ребята, работавшие на Раса Кевинью, никогда хорошенько не убирались в этом местечке, и это была последняя связная мысль, мелькнувшая в голове шерифа, прежде чем он сгорел заживо, придавленный экраном с алюминиевым напылением, на котором за все эти годы посмотрел десятки фильмов.
Одним из последних заведений в центре Литчфилда, которое было сожжено, оказалась заправочная станция Уэйда Макмэхона. Чарльз вернулся туда после того, как спалил таверну Эрла, что было чертовски приятно, учитывая, что Эрл никогда не позволял Чарльзу туда заходить из-за цвета кожи, само собой. Вернувшись на заправку, он обнаружил, что у него остался один факел, облитый бензином и оставленный на обочине. Чарльз поднял его и огляделся в поисках чего-нибудь, что еще можно сжечь. На его губах заиграла улыбка; несмотря на то, что было поставлено на карту, он прекрасно проводил время. И когда понял, что единственное место, оставшееся ему, — гордость и радость Макмэхона и что больше не понадобятся факелы, улыбка стала еще шире.