Неподалеку Львиный Джек поднял над головой массивную штангу, натянув на лицо сумасшедшую улыбку. Нетти Увертюр, засмотревшись на него, чуть не выпустила из рук кофейник. У ног Джоджо сновала маленькая коричневая обезьянка в выцветшей темно-бордовой феске. Приземистый усатый мужик бегал за ней, бормоча что-то на непонятном Джоджо языке. Сирена каллиопы рождала пронзительный звон в ушах, делая всякое понимание едва ли возможным.
Он покачал головой и попятился назад, прочь от толпы, к открытым дверям сарая. Ему хотелось подышать свежим воздухом, но он застыл в полушаге от наступающей на него обсидиановой дьяволицы. Она гарцевала к нему на козьих ножках, ее ужасная пасть была широко раскрыта и сочилась слюнями. Когда существо приблизилось, оно вонзило свои острые когти в плоть собственной груди и
— Привет, Джоджо, — сказала Бет.
Она едва удостоила его взглядом, проплывая мимо; ее белое платье сверкало в свете фонаря как бриллианты. Она никогда не выглядела лучше. Даже в день их свадьбы. Даже в самую первую их встречу, когда Джоджо только-только увидел веснушчатую брюнетку с глазами, похожими на капельки кофе, и улыбкой, не перестававшей растоплять его сердце (а ведь пришел день, когда она перестала улыбаться).
Бет сияла от счастья. Она была жива. При виде нее гримаса Нэнси стала еще гуще.
Бет прошла за двери сарая, остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на мужа.
— Так ты идешь? — спросила она.
Стиснув руки в кулаки и понимая, что все это новый обман, он рявкнул ей в лицо:
— Нет!
Лицо Бет вытянулось.
— О, Джоджо, — печально промолвила она, доставая из воздуха маленький револьвер.
— Бет, — прошептал Джоджо, но она уже поднесла его к виску и выстрелила. Сцена, которую он миллион раз прокручивал у себя в голове, снова повторилась.
Бет обмякла и рухнула на землю. Казалось, никто этого даже не заметил.
Джоджо всхлипнул и почувствовал, как у него щиплет глаза. Он насухо вытер их волосатыми костяшками пальцев и, перешагнув через труп жены, вернулся на середину импровизированного танцпола. Он оглядел кислые лица медленно и неуклюже топчущих пол танцоров; его взгляд упал на вилы, прислоненные к тому же самому штабелю тюков сена, на который он положил Теодору, когда та подвернула лодыжку. Он подобрал их и, вытянув вверх, поддел зубцами одну из проволочных корзинок, где был укреплен фонарь. Вытащив его оттуда, он опустил вилы и на мгновение встретился взглядом с парочкой мужчин, стоявших в обнимку в обрамлении молочной мглы в задней части сарая. Черный Гарри Эшфорд и Зазывала Дэвис жеманно улыбались ему. Джоджо сухо осклабился им в ответ.
— Идите к черту, — прорычал он.
— А мы уже у него, — хором ответили мужчины.
— И ты сам — тоже, — добавил Гарри низким скрипучим голосом, который прозвучал совсем рядом с ухом Джоджо.
Ухмылка сошла с его губ, и он швырнул в них фонарем. Эшфорд и Дэвис исчезли, прежде чем фонарь ударился о стену и взорвался огненным шаром, пролив капельки света на разбросанное по полу сено. Кто-то закричал и двери сарая захлопнулись, когда пламя стремительно распространилось, захватывая снопы сена и взбираясь на стены. Взбиралось оно и на танцующих. Ярко-оранжевые цветы распускались тут и там, когда платья, брюки, жакеты и камербанды[30]
вспыхивали на паникующих танцорах и танцовщицах, стучащих в закрытые двери, сбивавших друг дружку с ног, умирающих с проклятиями на губах.Усевшись на перевернутое медное ведро, Джоджо стал смотреть, как они сгорают. Нэнси первой превратилась в столб черно-серого пепла, развеявшегося в воздухе, за ней последовали другие — бородатая женщина, Филлис Гейтс, Хэл Уайт — человек-скелет. Ад принял их всех: в мгновение ока в сарае не осталось никого, кроме Джоджо. Все остальные превратились в пепел, даже костей от них не осталось.
Жар обжигал, дым скапливался в легких, и Джоджо почувствовал, как его сознание постепенно затуманивается, а мир убегает вдаль. Был ли этот мир реален? Было ли реальным хоть что-то? Наверное, он так и не узнает.
Когда пламя наконец взялось за него, Джоджо вспомнил, что у него не осталось сигарет, и усмехнулся, подумав о том, что когда-то они были у него, но запаливать их было решительно нечем.
— Вот так мир! — проревел он, радуясь огню, объявшему его с ног до головы. — Вот так чертов цирк!
Эпилог