Читаем И в середине тебе станет легко полностью

ми группами, со всеми негативными последствиями, вытекающими отсюда для отношений между группами. Так что у меня были все основания внимательнее присмотреться к результатам влияния совести внутри группы, а также, к тому, как она влияет на отношения между группами.

С совестью тесно связаны ощущения вины и невиновности. И здесь тоже есть странность: многие дурные поступки часто совершаются с ощущением невиновности, а хорошие сопровождает чувство вины. Таким образом, для меня стало очевидно, что чувства вины и невиновности благотворны только внутри определенных границ, а невиновность и вина не тождественны добру и злу. Этим я тоже начал заниматься подробнее и обратил внимание на тот факт, что и вину, и невиновность можно переживать очень по-разному, что эти разные ощущения служат разным целям, например, связи и уравновешиванию. Их цели дополняют друг друга, но они же друг другу и противоречат, как, может быть, справедливость и любовь. Так что невиновность с точки зрения справедливости нередко становится виной с точки зрения любви, и наоборот.

В ходе исследования этих взаимосвязей постепенно возник доклад «Вина и невиновность в отношениях».

Я работал над ним около года и много раз останавливался, чтобы накопить новый опыт и проверить его. Год спустя появился доклад «Границы совести», основанный на результатах этой работы. Когда я выступал с ним впервые, еще не были осмыслены многие важные контексты и до окончательной его редакции было далеко. Прорыв наступил, когда, занимаясь системными переплетениями, охватывающими не одно поколение, я обнаружил, что наряду с той совестью, которую мы чувствуем, существует еще одна, неосознаваемая совесть, которая открывается нам только в своем действии. Другим порядкам эта неосознанная совесть служит как осознанная, и часто именно тем, что следуя осознанной совести, мы грешим против неосознанной. Трагические переплетения в семье, как и многие серьезные заболевания, психозы, несчастные случаи, самоубийства и преступления, а также отрече-

15

ния, искупление непонятной вины и страх связаны с напряжением между осознанной и неосознанной совестью и теми более узкими и более широкими порядками, которым они служат.

Лишь когда мне стали ясны эти взаимосвязи, я смог закончить доклад «Границы совести». После этого я описал и те порядки, которые стоят за разными видами совести. Я сделал это снова год спустя в следующем своем докладе «Порядки любви».

Позже этот доклад был дополнен и расширен. В первой части описываются порядки любви между родителями и детьми и внутри рода, во второй — порядки любви между мужчиной и женщиной и по отношению к несущему целому. Здесь я показываю, как в области религии порядки любви упираются в свои границы и что на эту область их переносить нельзя.

Я говорю и о том, что хотя и чувствуется во всеобщем почтении к совести, но находится по ту сторону разных сове-стей. Кто живет в гармонии с миром, кто согласен с миром таким, как он есть, тот знает, что на пользу, а что во вред, что хорошо и что плохо. Он следует этому знанию вне зависимости от того, что говорят другие, — неважно за они или против, — потому что находится в гармонии. Он спокоен в своей середине — он в равновесии: и сосредоточен, и восприимчив одновременно. И в этой середине ему легко.

Все мои доклады вращаются вокруг этой середины и туда ведут. Там мы обретаем покой, там постигаем уравновешенности и цельности.

Истории мои тоже вращаются вокруг этой середины и вокруг некоего скрытого порядка, объединяющего по ту сторону границ совести и вины то, что разъединяет.

Истории эти терапевтические. Некоторые из них пародийные. Они ломают табу, не позволяющее внимательнее прислушаться к сказкам и историям, и снимают покровы с их обманчивых или темных страниц. Вот некоторые из них: «Заблуждение», «Любовь», «Вера», «Конец» и «Два рода счастья».

16

Некоторые истории уже в момент их прочтения вызывают то, о чем они повествуют. Так что, возможно, уже в процессе чтения мы начинаем прощаться с тем, что прошло, и готовиться к следующему свершению. К таким историям относятся «Открытый дом», «Поворот», «Понимание», «Прощание», «Праздник».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Теория праздного класса
Теория праздного класса

Автор — крупный американский экономист и социолог является представителем критического, буржуазно-реформистского направления в американской политической экономии. Взгляды Веблена противоречивы и сочетают критику многих сторон капиталистического способа производства с мелкобуржуазным прожектерством и утопизмом. В рамках капитализма Веблен противопоставлял две группы: бизнесменов, занятых в основном спекулятивными операциями, и технических специалистов, без которых невозможно функционирование «индустриальной системы». Первую группу Веблен рассматривал как реакционную и вредную для общества и считал необходимым отстранить ее от материального производства. Веблен предлагал передать руководство хозяйством и всем обществом производственно-технической интеллигенции. Автор выступал с резкой критикой капитализма, финансовой олигархии, праздного класса. В русском переводе публикуется впервые.Рассчитана на научных работников, преподавателей общественных наук, специалистов в области буржуазных экономических теорий.

Торстейн Веблен

Экономика / История / Прочая старинная литература / Финансы и бизнес / Древние книги
Облачный полк
Облачный полк

Сегодня писать о войне – о той самой, Великой Отечественной, – сложно. Потому что много уже написано и рассказано, потому что сейчас уже почти не осталось тех, кто ее помнит. Писать для подростков сложно вдвойне. Современное молодое поколение, кажется, интересуют совсем другие вещи…Оказывается, нет! Именно подростки отдали этой книге первое место на Всероссийском конкурсе на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру». Именно у них эта пронзительная повесть нашла самый живой отклик. Сложная, неоднозначная, она порой выворачивает душу наизнанку, но и заставляет лучше почувствовать и понять то, что было.Перед глазами предстанут они: по пояс в грязи и снегу, партизаны конвоируют перепуганных полицаев, выменивают у немцев гранаты за знаменитую лендлизовскую тушенку, отчаянно хотят отогреться и наесться. Вот Димка, потерявший семью в первые дни войны, взявший в руки оружие и мечтающий открыть наконец счет убитым фрицам. Вот и дерзкий Саныч, заговоренный цыганкой от пули и фотокадра, болтун и боец от бога, боящийся всего трех вещей: предательства, топтуна из бабкиных сказок и строгой девушки Алевтины. А тут Ковалец, заботливо приглаживающий волосы франтовской расческой, но смелый и отчаянный воин. Или Шурик по кличке Щурый, мечтающий получить наконец свой первый пистолет…Двадцатый век закрыл свои двери, унеся с собой миллионы жизней, которые унесли миллионы войн. Но сквозь пороховой дым смотрят на нас и Саныч, и Ковалец, и Алька и многие другие. Кто они? Сложно сказать. Ясно одно: все они – облачный полк.«Облачный полк» – современная книга о войне и ее героях, книга о судьбах, о долге и, конечно, о мужестве жить. Книга, написанная в канонах отечественной юношеской прозы, но смело через эти каноны переступающая. Отсутствие «геройства», простота, недосказанность, обыденность ВОЙНЫ ставят эту книгу в один ряд с лучшими произведениями ХХ века.Помимо «Книгуру», «Облачный полк» был отмечен также премиями им. В. Крапивина и им. П. Бажова, вошел в лонг-лист премии им. И. П. Белкина и в шорт-лист премии им. Л. Толстого «Ясная Поляна».

Веркин Эдуард , Эдуард Николаевич Веркин

Проза для детей / Детская проза / Прочая старинная литература / Книги Для Детей / Древние книги
Слово о полку Игореве
Слово о полку Игореве

Исследование выдающегося историка Древней Руси А. А. Зимина содержит оригинальную, отличную от общепризнанной, концепцию происхождения и времени создания «Слова о полку Игореве». В книге содержится ценный материал о соотношении текста «Слова» с русскими летописями, историческими повестями XV–XVI вв., неординарные решения ряда проблем «слововедения», а также обстоятельный обзор оценок «Слова» в русской и зарубежной науке XIX–XX вв.Не ознакомившись в полной мере с аргументацией А. А. Зимина, несомненно самого основательного из числа «скептиков», мы не можем продолжать изучение «Слова», в частности проблем его атрибуции и времени создания.Книга рассчитана не только на специалистов по древнерусской литературе, но и на всех, интересующихся спорными проблемами возникновения «Слова».

Александр Александрович Зимин

Литературоведение / Научная литература / Древнерусская литература / Прочая старинная литература / Прочая научная литература / Древние книги