Я, бабушка, Илико и Илларион

– Что за вопрос, уважаемый профессор! – обиделся я.

– Почему-то я вас не помню… А вас я вообще не знаю! – обернулся он к Гураму.

– Зато мы вас прекрасно знаем, уважаемый профессор! Вы Касьян Гогичайшвили, любимый наш педагог. Вы наша гордость! Пропустить ваши лекции? Как вы могли такое подумать! Мы их не записываем – глотаем! – Гурам был в экстазе.

– Ну-ка, расскажите, что вы глотаете? – остановил его профессор.

Гурам остолбенел, потом тряхнул головой, точно вытащенный из воды пес, и взглянул на меня. Чтобы не расхохотаться, я прикусил язык.

– Ну-с? – повторил профессор.

– С Барамидзе вы уже закончили, уважаемый профессор? – тихо произнес Гурам, одарив меня обворожительной улыбкой.

– Барамидзе подумает над вторым вопросом.

Гурам еще раз взглянул на билет, потом закатил глаза и стал искать ответ где-то вверху. Однако, не обнаружив там ничего, привел глаза в нормальное положение и вдруг спросил профессора:

– Можно переменить билет?

– Можно, – ответил со вздохом профессор.

Дрожащая рука Гурама скользнула по билетам, затем остановилась на одном из них и надолго застыла.

– Чичинадзе, кроме вас, мне нужно проэкзаменовать еще и других! – напомнил профессор.

Рука Гурама задвигалась, потом поднялась, захватив билет, и остановилась перед глазами. Гурам зашевелил губами, – видно, повторял вопросы.

– Ну-с, что скажете? – сказал профессор и нервно постучал по столу пальцами.

– Сколько можно переменить билетов? – спросил Гурам надтреснутым голосом.

– Дайте вашу зачетную книжку! – Профессор протянул руку.

Гурам обмяк.

– Не губите меня, профессор, стипендия пропадет!

– Стипендия? У меня, молодой человек, пропал друг, друг детства, и ничего, видите, я жив и здоров!

– Что же с ним стряслось, с несчастным? – растрогался Гурам.

– Чичинадзе! Дайте зачетную книжку! – повторил профессор.

«Спаси!» – попросили меня глаза Гурама.

– Уважаемый профессор, вы совершите несправедливость, поставив ему двойку. Мы всю ночь занимались вместе, – вступился я за друга.

– Молодой человек, я пять лет учился в Оксфордском университете с Чемберленом. Он стал премьер-министром Англии, а я сижу в Тбилиси и учу подобных вам идиотов. Ясно? – спросил профессор.

Все было ясно, как солнце. Но Гурам не хотел отступать.

– Уважаемый профессор, представьте, что вы миллионер, – начал он. – Вы миллионер, и у вас несколько миллионов троек. Приходит к вам нищий и говорит: «Уважаемый миллионер, окажите милость, подарите мне одну тройку». Теперь представьте, что тот нищий – это я, и я прошу вас…

Я не выдержал диалога миллионера и нищего и, прикрыв рот рукой, выскочил вон.

В коридоре никто меня не остановил, никто не стал расспрашивать. Только Гулико молча проводила до конца коридора, но, не дождавшись от меня ни слова, отстала.

Я спустился по лестнице. Дойдя до нижней ступени, почувствовал на себе ее взгляд и оглянулся. Гулико стояла на верхней площадке, упершись локтями в перила, и, опустив подбородок в сомкнутые ладони, смотрела на меня.

– Чего уставилась? – огрызнулся я.

Гулико выпрямилась, покачала головой и ушла.

Я спустился в университетский сад, шлепнулся на скамейку. Девчурка, присев передо мной на корточки, маленькой лопаткой копала землю и посыпала ноги мальчика. Тот покорно стоял, словно молодой саженец, и улыбался. Девочка частенько посматривала на мальчика, проверяя, вырос ли он, и продолжала копать землю.

Мальчик тоже ждал, когда начнет расти, и улыбался, улыбался.

В саду стояла теплая майская погода.

Именно в этот теплый майский день расходная часть государственного бюджета благодаря моей двойке сократилась на 275 рублей и 40 копеек[59].

Стипендия относится к той удивительной категории денег, которую не назовешь иначе как божьим даром. Для меня, человека честного, всегда оставались неразрешимыми три вопроса: почему мне выплачивают стипендию, почему этот божий дар облагается подоходным налогом и почему с меня требуют плату за обучение? К тому же я был твердо уверен, что нет на свете человека, который бы нуждался в стипендии больше, чем я.

И вот теперь, лишенный стипендии, я сидел в университетском саду и взирал на маленькую девочку с бантиком, которая закончила посадку саженца и приступила к его поливке.

Мальчик-саженец взглянул на меня и улыбнулся.

– Как тебя зовут, мальчик? – спросил я.

– Его зовут Лаша, меня – Ия! – ответила девочка.

– А почему ты его поливаешь? Ведь он может простудиться.

– Чтобы вырос!

– Так мальчики не растут. Вот я, когда был маленьким, много ел и вырос большой, видите?

Девочка недоверчиво взглянула на меня.

– Что вы ели? – спросила вдруг она.

– Хлеб с маслом, молоко, кашу, пирожное… – начал я загибать пальцы. Дойдя до большого пальца, проглотил слюну и умолк…

– А теперь? – спросила девочка.

– Что – теперь? – спросил я.

– Что вы теперь едите?

– Теперь? Еще ничего. А что буду – не знаю, – улыбнулся я.

– Почему? – спросила девочка.

– Потому что потерял стипендию.

– Что?

– Стипендию!

– Где потеряли?

– Как – где?

– Ну, вы ведь сказали «потерял». Что вы потеряли?

– Ничего я не терял. Пошутил.

– Скажи, дяденька, что ты потерял?

– Перпетуум мобиле.

– Что-о-о?