Я, Данила

Нет, я не позволю связать себя по рукам и ногам ради чревоугодия. Милая моя Йованка, если б ты только знала, какое это счастье ничего не ждать для себя. Ты здоровая, нормальная женщина, ты имеешь право на собственные желания, я ведь и борюсь за то, чтоб осуществить мечты людей, сделать их реальными для всех. Но что со мной станется, если еще и ты начнешь предписывать мне повестку дня? Душа моя, хватит с меня директив сверху! Я не могу разрываться между борьбой за интересы всего народа и щекотанием твоих пяток. На это способны лишь те, кто одновременно начал заниматься и тем и другим, когда сила привычки помогает.

Мы с Марко забрались на самый высокий вал. Луг был изрезан прямоугольниками рвов, из которых торчали головы и ритмично выбрасывалась земля. Завтра соберутся специалисты: техник из Лозницы (боюсь, как бы не пришлось тащить волоком этого пьянчугу), один семберский кузнец, знающий толк в динамо-машинах, и еще два-три механика-самоучки, которых я насобирал с бору по сосенке и которых каким-то чудом обошла мобилизация всех, кто умеет хотя бы забить гвоздь.

Мой белградский благодетель еще не узнал, кому он дал машины. Только бы их установить, а там пусть себе узнает, ежели захочет. Завтра мы приступим к бетонированию, а там — торжественный обряд монтажа! Через десять дней всякий, кто пройдет мимо, сможет вдохновенно воскликнуть:

— Машаллах[12], индустрия!

На цыпочках все удлиняющихся теней подбирается вечер, мой старый недруг. Тени ползут по лугам и полям, неспешно покрывая саваном ночи дивную игру света и красок. Я не люблю ночь. Она напоминает о смерти. Не на поле боя, где пуля в лоб или в отважное сердце — и конец. А о медленном умирании с ломотой в костях, постепенном отравлении собственными ядами. Природа, видно, для того и придумала сон, чтобы охранить людей от мрака.

Я мог бы пойти к Йованке или привести ее к себе. Но близость по принуждению только усиливает одиночество. Мне пришлось бы, как крестьянина — в пользе агротехники, убеждать себя, что я пожелал ее, и, превозмогая усталость, лгать ей, как я люблю ее мощное тело и коровье спокойствие.

Нет уж! Раз мы не собираемся заводить детей, ни к чему это. Ради лепета и невинных глаз крепыша сына я дал бы еще запереть себя в четырех стенах. Социализм, может, и не стал бы корить запоздалого отца за то, что он не ходит на собрания.

— Данила! — сказал Марко. — Говорят, ты с Йованкой…

— Врут.

— Женись, Данила, хватит в ухажерах ходить!

— Поздно, Марко.

— А как ты про меня полагаешь? Обрыдло жить бобылем. Может, найти кого?

— Ну, ежели пороху хватит…

— Найти бы бабенку посмирнее. А то не ровен час — налетишь на афежейку[13], как начнет качать права, моих и не останется.

Женщины сложили инструмент и кто в одиночку, кто парами пошли мимо нас, заканчивая начатые еще утром дискуссии. Показалась Йованка. Одна. Я окликнул ее. Хотел пошутить, чтоб как-то смягчить разрыв. Она поднялась на вал и бросила на меня хмурый взгляд.

— Чего тебе?

— Йованка, Марко невесту ищет…

Я не договорил. Она зыркнула направо, налево и, убедившись в том, что нас никто не видит, закатила мне такую пощечину, что я закачался. Спускаясь, она оглянулась и процедила сквозь зубы:

— Стыда на тебе нет! Ежели ты приходил ко мне, чтоб, когда надоем, швырнуть другому, то больше не приходи. Топором зарублю.

Один мой глаз затуманился от пощечины. Другим я покосился на Марко.

— Что бы это значило, Марко?

— Тебе лучше знать. Вот и женись! Ежели б она меня так звезданула, я бы кубарем скатился в яму. Твое счастье, ты еще твердо на ногах стоишь. Какого дьявола она взбеленилась, когда ты ей про меня сказал? Чем уж я так плох, растуды ее малина?..

Я понял, что натворил. Все кончено. Единственное, что мне оставалось, это сделать давно уже сделанный и столько раз подчеркнутый красным карандашом вывод: океанографы могут измерить глубины морей, астрономы — глубины вселенной. И только для женской души нет батискафа. Технически неразрешимая задача. Кошмар мелей и бездонных пропастей, джунгли центров реакции. Ты к ней с шуткой, а она в ответ — оплеуху.

Вот и женись, как сказал Марко Охальник.

Лучше уж спать в обнимку с трубой на лесопильне. По крайней мере она не требует налога на сентиментальность.