Не допрашивал он и следующего свидетеля, помощника мистера Кассиди, который поклялся, что видел меня в магазине у полки с ножами. К этому моменту у меня не осталось и капли надежды. Я действительно был в тот день в Лондоне. Было известно, что я поехал на собрание школьных инспекторов. Также было известно, что собрание предполагалось закончить к обеду. Об этом знали сотрудники школы. И Люси об этом тоже знала. Я поискал ее глазами среди публики и тут же нашел. У нее было очень странное выражение лица. Я никогда прежде не видел ее такой и испугался. У нее был вид человека, у которого кончился запас доверия, и мне на мгновение стало страшно: а вдруг она сомневается в цели нашей поездки в Лондон, вдруг подумала, что я уговорил ее поехать со мной, чтобы заполучить алиби хотя бы на часть дня. Мне хотелось заорать: «Это неправда! Это неправда! Все это неправда!» Просто для Люси. За время судебного разбирательства я пережил много тяжелых моментов, но этот был самым невыносимым.
Следующим свидетелем был инспектор Уилкинс, офицер, который меня арестовал. Я не питал в отношении него никаких надежд — как не питал и в отношении других свидетелей. Правда в этом зале суда оказалась бы неуместной. Но Уилкинс оказался исключением.
— На основании какой информации вы арестовали обвиняемого? — спросил прокурор.
— В участок поступил телефонный звонок. Звонивший не представился, номер, с которого он звонил, установить не удалось. Он заявил, что видел человека, который закапывал нечто, напоминавшее тело, в саду при коттедже, принадлежащем обвиняемому. Я спросил, может ли он описать этого человека, он сказал, что человек был среднего роста, лет сорока с небольшим.
— Другими словами, — сказал прокурор, — по описанию это мог быть и обвиняемый.
Инспектор Уилкинс возмутился.
— В тот момент это не пришло мне в голову, — сказал он. — Под это описание подходят тысячи мужчин.
— Что вы предприняли?
— В участок часто поступают ложные звонки, и я с подозрением отношусь к тем, которые нельзя отследить, — ответил честный Уилкинс. — Но меня насторожило место, на которое указали. Я должен был отреагировать на этот звонок. Я решил осмотреть это место. Там мы и обнаружили тело. Несколько часов спустя я арестовал обвиняемого.
— Благодарю вас, господин инспектор, — сказал прокурор.
Саймон снова отказался допрашивать свидетеля. Он знал, что Уилкинс говорит правду. Если против его клиента и имел место заговор, инспектор в нем не участвовал. Он просто сделал то, что должен был сделать.
Тогда прокурор вызвал своего последнего свидетеля, и я понял, что его он оставлял для решающего удара. Этого человека я не знал, но он был в полицейской форме, в чинах и заявил, что служит в полицейском управлении Кента. Он утверждал, что вместе с криминалистами тщательно обследовал машину обвиняемого. Следов крови или кожи он не обнаружил, но были отпечатки пальцев. Кроме отпечатков пальцев обвиняемого на приборной доске имелись достаточно свежие отпечатки пальцев Джорджа.
— Было ли еще что-либо? — спросил прокурор, который отлично знал, что есть еще много того, что меня изобличит.
— Была пуговица, — сообщил свидетель. — Ее обнаружили у спинки переднего пассажирского кресла. После осмотра тела выяснилось, что она идентична той, которой не хватает на школьном пиджаке Джорджа.
На миг мне показалось, что я читаю какой-то захватывающий детектив, причем написанный очень убедительно. Мне не терпелось дочитать до конца и порадоваться, узнав, что злоумышленник получил по заслугам. И тут вдруг я услышал, как владельца машины — меня — назвали «обвиняемым», и вздрогнул: понял, что главный герой я и это вовсе не детективный роман.
Когда сокрушительное доказательство было предъявлено судьям, прокурор с удовлетворением произнес:
— С позволения уважаемого суда, обвинение на этом заканчивает опрос свидетелей.
И тогда меня начала бить дрожь. Я представил себе, что действительно виновен, но я старался рассматривать эту мысль исключительно как фантазию. Джордж действительно представлял угрозу моему пребыванию на посту директора. От него нужно было избавиться. Я не мог использовать слово «убить». Даже в своих фантазиях. Но я мог вообразить его тело в моих руках, пуговицу, которая оторвалась. Потом — как тело закапывают в моем саду. В этом святом для меня месте моя фантазия иссякла, я увидел свои руки, обагренные кровью Джорджа, и возмутился тому, насколько мое воображение ограничено. Мой лоб покрылся испариной, меня бил озноб. Я схватился за поручень и закричал во весь голос:
— Я сделал это. Я убил Джорджа, да простит меня Господь! И я не знаю, как и почему я это сделал!
Падая, я видел, как мои потные пальцы отпускают поручень. И валяясь на полу, я слышал вдалеке голос Саймона:
— Прошу вашу честь не принимать во внимание эти слова обвиняемого. Мой клиент бредит, он находится в состоянии глубочайшего стресса.
Но Саймон говорил не слишком убедительно. Наверное, решил, что я наконец сказал правду.