Моим первым настоящим посетителем стал Мэтью, и я кинулся к нему в объятия. Поначалу мы почти ничего не говорили. Молча сидели рядом, потрясенные. А потом по непонятной мне причине он засмеялся. Смех был горький, но все равно — смех. Я спросил, что он нашел такого забавного, и он ответил, что я попал на первые полосы всех газет. А потом рассказал, как реагировал мир на этот суд. Французские газеты вспомнили про моего тезку, но ни словом не упомянули о том, что его невиновность была доказана. Немецкие газеты, как и следовало ожидать, заняли уклончивую позицию, но в некоторых приговор горячо одобряли. Один из журналистов предположил, что, поскольку дело было незадолго до Пасхи, это было ритуальное убийство, из тех, что, по слухам, совершают евреи перед Песахом. Австрийская пресса, всегда готовая следовать за вождем, с этим согласилась. Ватикан безоговорочно меня осудил, и их отчет о случившемся обидел меня больше всего. Как посмела эта контора, которая в свое время с легкостью посылала мой народ в печи, которая снабжала паспортами Ватикана беглых убийц, как посмела она высказывать свое мнение? Только голландская и скандинавская пресса поставила под сомнение справедливость приговора и заявила, что версия заговора требует дальнейшего расследования.
Теперь и я рассмеялся так же горько, как и Мэтью, а потом мы снова замолчали. Для Мэтью, похоже, эта встреча была столь же болезненной, как и для меня, и он засобирался уходить раньше времени. Он пообещал, что скоро придет опять. И Люси тоже, а еще он постарается привести моих детей.
— Я вытащу тебя отсюда, — сказал он. — Обязательно.
Он быстро пошел к двери, но вернулся меня обнять. Я смотрел ему вслед, и его мне было жалко больше, чем себя.
Через неделю я получил первое письмо в тюрьму. Оно было из королевской канцелярии, и я, не читая, догадался, о чем оно. Я вскрыл его не сразу, положил на койку, вспомнил, как радовался, когда впервые получил письмо оттуда. Я распечатал конверт. Надо было убедиться в том, что я и подозревал. В письме сообщалось, что ввиду обвинительного приговора меня лишили титула. Моя дорогая Люси теперь просто миссис Дрейфус. А мое имя — Кейс, дело.
Часть четвертая