Мать приезжает спустя пару месяцев, но ей не суждено провести у нас много времени. Буквально через несколько дней она мирно отдает богу душу в своей постели. Все складывается как нельзя более удачно. Похороны проходят в Канзасе. Мои новые подруги соболезнуют мне и пытаются успокоить. Ричард же, напротив, ведет себя неподобающе. Он не только насмехается надо мной, но и начинает распускать руки, когда я говорю ему что-то лишнее. Весь ужас даже не в том, что муж может меня ударить, – но он делает это в трезвом состоянии и с непроницаемым лицом, как будто дрессирует собаку. Я стараюсь исправиться: готовлю лишь то, что ему нравится, целыми днями убираюсь в доме и стираю, но никогда не слышу ни одного доброго слова. Он потешается над моей новой страстью: теперь в любую свободную минуту я включаю громоздкий телевизор, который стоит в гостиной, чтобы погрузиться в одну из тех мелодрам, которые так отличаются от серой реальности.
Через три месяца после смерти моей матери умирает и Ричард, отравившись своим любимым пирогом с черносливом, который на этот раз кажется ему чересчур горьким. Спустя три дня после похорон я покидаю Канзас. Соседи думают, что это ненадолго, но я не намерена возвращаться. В Оклахоме, за несколько сотен миль отсюда, меня ждет Сэмюэль Досс, несчастный священник, потерявший всю семью во время торнадо, а теперь жаждущий спокойной жизни рядом с верной благочестивой женой. А я ведь как раз такая. Мы просто созданы друг для друга.
Проходит всего несколько дней после первого свидания, и мы уже обвенчаны. Я искренне верю в то, что этот подтянутый пожилой мужчина станет моей пристанью, ведь именно так обычно заканчиваются все сентиментальные романы. Сэмюэль служит священником в Церкви Назарянина. Как и полагается хорошей жене, я тут же принимаюсь изучать особенности этой ветви христианства, но правила слишком строги. У Сэмюэля нет телевизора, а за последние несколько лет я так привыкла к тому, что на маленьком экране воплощаются все мои мысли и мечты. Если любовный роман рассказывает о мире грез, то мелодрама, снятая на пленку, дает тебе что-то сверх того, а ее просмотр требует значительно меньше усилий. Когда я предлагаю купить хотя бы самый простой телевизор, Сэмюэль очень долго объясняет, почему эта штука – порождение дьявола. Вскоре он замечает у меня в руках журнал и просит его посмотреть. Минут через пятнадцать он презрительно морщится, а потом провозглашает:
– Это недостойное чтение. Я не позволю читать и тем более держать подобное в доме. Женщине не пристало брать в руки иные книги, кроме Библии. Только мужчина может различить, где текст от Бога, а где – от дьявола.
Мне остается только кивнуть и подчиниться. Я легко нахожу новых друзей в провинциальной Талсе, постепенно изучаю город и покупаю разные мелочи, необходимые для создания уюта. Муж все это не одобряет и отбирает у меня чековую книжку, не позволяет носить брюки и встречаться с подругами в кафе. А затем он запрещает мне уезжать из дома. Несколько месяцев я чувствую себя так, словно оказалась в тюрьме или даже хуже. В репортажах из таких мест обычно показывают, как заключенные смотрят телевизор, слушают радио и читают книги. Мне же возбраняется даже это. В довершение всего муж не разрешает мне смеяться, так как смех, по его словам, тоже от лукавого.
Она была похожа на мою мать. Милая пожилая женщина с заразительным смехом. Даже когда она рассказывала об ужасных вещах, трудно было сдержать улыбку из-за ее манеры говорить.
Я продолжаю украдкой читать журналы и колонки с брачными объявлениями. И вот как-то раз мне попадается объявление, на которое я решаюсь откликнуться. Я представляюсь вдовой, скорбящей по недавно усопшему супругу и истосковавшейся по любви и заботе. Завязывается переписка. С каждым новым письмом во мне все сильнее закипает ненависть к Сэму, и очень скоро я начинаю подсыпать мышьяк в его кофе. Мне он запрещает пить этот напиток, потому что я женщина. Я подмешиваю маленькие дозы, поэтому Сэмюэль почти не замечает недомогания, но нужно спешить. Я оформила страховку на мужа, и срок ее действия вскоре истекает, а мой благоверный, кажется, не торопится отдать концы. Однажды я добавляю в чашку слишком много порошка, и вечером его забирают в больницу. Пищевое отравление. Несколько дней он лежит под капельницей, а потом возвращается домой – кажется, более здоровым, чем был до нашего знакомства. Медлить нельзя. У меня остается всего несколько дней на то, чтобы обеспечить себе безбедное существование до конца жизни.