Многие биологи, исследующие процесс эволюции, верят, что ранние человеческие особи, несмотря на то что были слабее и медлительнее других животных, выжили как раз благодаря способности к взаимодействию. Человеческим умам свойственно объединяться – магнитный резонанс, возникающий в нашем мозгу в тот момент, когда мы чувствуем себя изолированными от группы, идентичен тому, который возникает при физической боли.
Гарри Харлоу, профессор психологии университета Висконсина, провел серию знаменитых экспериментов в 1950-х годах. Эти опыты показали, что молодые макаки, изолированные от стаи на месяц, получали поведенческие отклонения на всю жизнь. Сканирование мозга военных пленников из бывшей Югославии показало, что, без продолжительного контакта с другими людьми, мозг получает физические повреждения, как при ударе. У Джона Маккейна были сломаны обе руки, нога, он страдал от хронической дизентерии, но боль одиночества, по его признанию, была хуже всего.
Наша невероятная способность социализироваться, возможно, стала причиной, по которой объем нашего мозга так вырос. Чтение и расшифровка социальных сигналов, заметил социолог Джон Качиоппо, это сложный когнитивный процесс. Необходимость распознавать постоянно меняющийся статус друзей и недругов, координировать сотрудничество между группами, понимать, как уговаривать, льстить и обманывать, скорее всего, и позволило нам вырастить внешнюю кору головного мозга, которая, в свою очередь, позволила человечеству доминировать на планете.
Позже эволюция отбирала гены, которые отвечали за способность испытывать чувство удовольствия и безопасности в компании, а беспокойство и страх – в одиночестве. Одиночество заставляет нас болеть – как причина заболеваний и смертей в молодом возрасте, социальная изоляция стоит в одном ряду с высоким кровяным давлением, повышенной тревожностью и курением. «Для счастья человеческому существу требуется общение, – писал Качиоппо. – Наши умы и тела созданы, чтобы функционировать в сотрудничестве с другими, не в изоляции».
Общение и сотрудничество определяют человечество. Эти формы поведения характерны для нас с древних времен. Многие животные тоже любят объединяться и социализироваться. Когда пчела-работница жалит чужака, вторгшегося в улей, она теряет жало и вскоре умирает, отдав жизнь ради благосостояния сообщества. Несколько видов муравьев для защиты включают механизм, известный как автолиз: когда их муравейник атакуют другие насекомые, эти муравьи сжимают мышцы живота с такой силой, что их тела разрываются, обдавая противников ядовитой жидкостью.
В природе есть ульи, стада, стаи, семейства, прайды и косяки – как есть одинокие волки, обезьяны и даже осы-отшельники, но они – исключения. Бактерии сальмонеллы, замечал Качиоппо, работают в сотрудничестве, отбирая сигнальные молекулы, помогающие выбрать правильный момент для атаки. Светящийся планктон также кооперируется в колонии, которые при приближении хищника начинают светиться, зажигая поверхность океана, – это их форма самозащиты.
«Мы не можем жить сами по себе, – писал преподобный Генри Мелвилл, британский проповедник XIX века, – тысяча нитей соединяют нас с человечеством». К восьми месяцам у младенца уже формируются привязанности. «Все человеческие существа переживают изоляцию как наказание», – писал хирург Атул Гаванде. «Человек – не остров», – слова английского поэта Джона Донна. Найт и те немногие, кто на протяжении истории уходил от общества добровольно, становились загадочными аномалиями.
После своего ареста и заключения Найт больше всего желал уединения. «Я надеюсь, желаю, мечтаю об одиночной камере, – писал он. – Подумать только, и это считается наказанием! Смешно». Но смеяться Найт предпочитал про себя. Он опасался, что, если начнет смеяться в тюрьме от какой-нибудь забавной мысли, это, чего доброго, сочтут признаком помешательства. Вообще отшельники традиционно избегают смеха. Святой Антоний упоминал, что он никогда не смеется, и пустынники следовали этому завету. Пифагор, греческий математик и бродячий аскет, считал необходимыми качествами внешнюю строгость и сдержанность. Он никогда не смеялся – так же как и его ученики.
В первые несколько месяцев в тюрьме у Найта был сокамерник, с которым он время от времени с испугом обменивался парой слов. Когда Криса наконец перевели в одиночную камеру, он испытал огромное облегчение.
Изоляция – прекрасная среда для личностного роста, при этом одиночество вредно для нашего здоровья. Сложно найти что-либо, вызывающее столь диаметрально противоположные реакции, хотя, конечно, гениальность и безумие часто идут рука об руку. Баланс между наградой и наказанием здесь очень хрупок – ведь есть разница между добровольным отшельничеством и насильственной изоляцией. Хотя дело не всегда только в этом.