Я — ярость

Элла кивает и поднимает сестру на руки, тащит ее наверх, как коалу. Бруклин сонно спрашивает ее о том, что и сама Челси хотела бы знать.

— Кто там? У мамы неприятности? Они заберут ее, как папу?

— Тише, — отвечает Элла. — Нам надо не шуметь и постараться быть сильными.

— Ты всегда так говоришь, — ноет Бруклин, потирая глаза кулачком.

Когда девочки благополучно скрываются наверху, Челси отпирает двери.

— Привет, Хантли, — здоровается она, надеясь, что весь ее вид буквально кричит о том, как она вымотана.

— Офицер

Хантли, — поправляет он, и это звучит излишне резко. На лице у Хантли солнечные очки, хотя на дворе глубокая ночь. — Могу я войти?

Челси делает шаг назад.

— Разумеется, — она должна ответить именно так, ведь Хантли бывал у них дома и прежде. Школьные друзья Дэвида приходят смотреть бои без правил на их огромном телевизоре, а на барбекю на Четвертое июля Хантли даже притаскивал с собой жену Лору. Счастливой она тогда не выглядела.

Хантли — его имя Чед, но все друзья зовут его по фамилии — заходит внутрь, снимает очки и оглядывается, как будто он герой фильма о Джеймсе Бонде и никогда раньше не был в их доме (на самом деле Хантли как-то даже блевал в декоративные вазы Челси, перебрав с желейными шотами). Он сует очки в передний карман куртки, жует свою неизменную коричную жвачку, а Челси поглядывает на входную дверь и гадает, официальный ли это визит. Она была обязана впустить его? Челси знакома с Хантли уже лет двадцать, но не то чтобы они хорошо знали друг друга. Дэвид не любит смешивать компании: обычно мужчины общаются между собой, а девочки — своим кругом. По большей части Челси знает о Хантли лишь то, что слышала от его жены, а Лора из тех женщин, которые предпочитают не высовываться и чересчур громко смеются над чужими шутками.

— Я услышал по радиосвязи, что по вашему адресу вызывали наряд. Писал Дэвиду, но он не отвечает. Говорят, что у вас тут кто-то подхватил Ярость?

Он смотрит прямо на нее, маленькие глаза, обрамленные морщинами, подозрительно сужены. Хантли окидывает ее всю нехорошим взглядом и слегка усмехается. Челси всегда казалось, что он либо в принципе ненавидит женщин, либо не хочет тратить время на то, чтоб понять их, — и сейчас под его взглядом она замирает, будто кролик перед удавом. Такое внимание от Чеда Хантли — не к добру.

— Понимаешь, Челс, я видел случаи Ярости. Вчера буквально отдирал десятилетнюю девочку от уличного регулировщика, и дело в том… — он подходит ближе, и Челси окатывает запахом жевательной резинки с корицей и шампуня от перхоти, — что регулировщик был здоровенный парень, а девчонка просто крошка, и выглядел он куда хуже твоего. Дэвид гораздо крупнее тебя, а ты не слишком-то пострадала.

Челси тяжело сглатывает, и он обхватывает пальцами ее подбородок, впиваясь под челюстью, поворачивает ее лицо к свету. Кажется, будто она чувствует каждый синяк на своем теле.

— Сама видишь, да? Ты почти в порядке. Некоторые женщины, они приходят к нам и выглядят прямо как ты, Челси, и говорят, что упали с лестницы. Ты падала с лестницы?

Она уже дрожит и изо всех сил старается не отшатнуться, особенно когда его пальцы дотрагиваются до болезненно шатающегося зуба. Он держит ее крепко.

— Ответь мне, Челс.

— Нет.

— Что «нет»?

— Нет, офицер Хантли, я не падала с лестницы.

Голос дрожит, и это мерзко, но еще более мерзко, что уже во второй раз за ночь она вынуждена защищаться от мужчин, которые должны сами защищать ее.

Он отпускает ее, будто бы даже слегка отталкивает, и Челси двигает нижней челюстью туда-сюда, надеясь, что он не ухудшил ее травмы.

— У Дэвида действительно Ярость, Челс?

Он говорит ровно так, как говорят все мужчины, когда злятся, когда хотят, чтоб было понятно, что лишь в качестве одолжения собеседнику они сдерживают гнев. Хантли меряет фойе шагами, руки лежат на бедрах, одна — прямо рядом с пистолетом, смотрит на пятно крови на полу (полицейские сфотографировали его в качестве доказательства) и стирает его ботинком.

— Что же ты молчишь?

Но она вовсе не молчит, а подбирает слова.

— Дэвид был очень жесток. Сделал мне больно, напугал меня. Я побежала в ванную и заперлась там, пока он не сотворил что похуже.

Она старается придерживаться правды. Челси никогда не считала, что умеет хорошо врать.

— У него. Действительно. Ярость?

Он нарочно разделяет слова, чтоб Челси почувствовала себя как школьница, которая не в состоянии дать ответ на простой вопрос. Но это скорее злит.

— Это не мне решать. Моя дочь вызвала полицию, потому что мой муж пытался убить меня. — Она угрюмо смотрит на Хантли. — Ты когда-нибудь видел, чтоб он был жестоким, Чед?

Вместо ответа Хантли касается вмятин и трещин на двери в ванную — Дэвид пытался проломить ее бейсбольной битой Эллы, которую полицейские забрали в качестве улики.

— Когда я при исполнении, обращайся ко мне «офицер Хантли». Ты должна уважать это.

— Так это официальный визит, офицер Хантли?

Несколько мучительных мгновений он жует жвачку, сверлит ее взглядом, а затем заученно улыбается. Только глаза остаются холодными.