Я иду искать

— Прости, — сказала я, сев на край кровати, и, повернувшись к нему спиной, принялась мазать кремом ноги. — У меня выдался тяжёлый день.

— У тебя выдалась тяжёлая неделя, — мягко сказал муж. Неделю назад как раз и было то самое собрание книжного клуба. Я и не осознавала, как заметно моё напряжение.

Я пожала плечами, и повисла тишина. Мы оба были тихими, не особенно разговорчивыми. За обедом говорили о семейных делах, а по вечерам любили просто сидеть бок о бок, читать в постели, иногда обмениваясь репликами по поводу книг, планов на неделю, событий прошедшего дня. Его близость, биение его сердца, его дыхание всегда успокаивали меня, умиротворяли, но сегодня тишина казалась нервной.

Что случится, если я выпущу на свободу всю правду, которую хранила глубоко в себе? Дэвис любил меня, и я это знала. Я знала, что такая новость его ранит, но рана будет не смертельной. Знала, что он меня простит, и знала, как это будет чудесно. Ру, чёрт бы её побрал, научила меня этому. Признание приносит столько покоя.

Её власть надо мной станет вдвое слабее, у меня появится защитник. У Дэвиса такие чёткие, надежные моральные ориентиры. Он знает, как поступить правильно. Или лучше сказать, правильнее всего, потому что однозначно правильного решения я в этой ситуации принять не смогу.

Я никак не могла решиться, на языке вертелись тысячи слов. Посмотрела на него через плечо, забыв поставить на место тюбик с кремом.

— Зайка, ну что такое? — спросил он, всерьёз обеспокоившись. Его спина стала прямее, лоб свела хмурая складка. — Что стряслось? Расскажи мне.

И вот какие слова у меня вырвались:

— Мне кажется, Гарнир изменяет Шар.

Я не знала, почему это сказала — чтобы поделиться хоть какой-то правдой или чтобы поддержать разговор. Знала только, что эта фраза сама вылетела у меня изо рта.

Дэвис немного помолчал, но я чувствовала, как его беспокойство принимает другую форму, выходя за пределы наших семейных проблем в круг побольше, где обитала Шар.

— Кретин, — произнёс он наконец.

— Ты не удивлён, — поставив крем на тумбочку, я забралась под одеяло.

— Ну, это же Гарнир, — сказал он так, будто эти слова всё объясняли. Почти так оно и было. Я никогда не считала Филлипа достойным властителем Шарлоттиного сердца. — Как он может каждый день сидеть напротив неё за ужином, смотреть ей в глаза?

Я не ответила, хотя могла бы. Я пыталась понять свои внутренние механизмы. Человеческая способность расставлять приоритеты просто поразительна, и, Господи, Ру была права: я сложена, как оригами, и Филлип тоже, как бы мне ни было противно осознавать, что у нас с ним есть общие черты.

Дэвис, всё ещё обдумывавший мои слова, спросил:

— Тебе Шарлотта сказала? Она уверена?

— Шар ничего не знает, — ответила я, и его брови поползли вверх.

— Тогда откуда знаешь ты?

Я рассказала ему, умолчав об игре. Правила было слишком долго объяснять, и к тому же могли последовать вопросы, отвечать на которые я была не готова. Мне не хотелось, чтобы он спросил, сколько раундов я выиграла. Поэтому я сообщила лишь, что подслушала разговор Тейт с подругами в книжном клубе и предположила, что это мог быть Филлип, а на следующий день Тейт явилась ко мне и сама во всём призналась. Я сказала, что Тейт описала этот поцелуй как ничего не значившую пьяную глупость, которая больше не повторится. Дэвис помолчал немного, переваривая услышанное. Потом спросил:

— Ты веришь Тейт?

— Не знаю. И это тоже проблема.

Взгляд тёмных глаз Дэвиса был серьёзным, сочувствующим, но я не видела в них ответа. Поэтому спросила:

— Вот ты предпочёл бы знать?

— Что ты мне изменяешь? Да, уж пожалуйста, — ответил он очень сухо. — И лучше до того, как подаришь мне сифилис.

Я рассмеялась, и в то же время мне захотелось задать ещё один вопрос. Уже не только о Шарлотте.

— Предположим, что Тейт говорит правду. Поставь себя на место Шарлотты. Ты хотел бы об этом знать?

Он поднял бровь.

— Что ты на барбекю целовалась с Тейт Бонакко? Да, чёрт возьми, хотел бы. Даже фото хотел бы посмотреть.

Я легонько толкнула его в грудь, неожиданно для себя рассмеявшись.

— Не смешно.

— Чуть-чуть все-таки смешно, — возразил он и улыбнулся.

— Но я серьёзно, — сказала я, потому что вопрос в самом деле был серьёзным и касался не только Филлипа. Ставки были намного выше. Именно сейчас нужно было решить, как действовать дальше. — Подумай над этим. Представь — я совершила что-то… плохое, но это было давно и больше никогда не повторится. Узнать об этом тебе будет больно. Последствия могут быть какими угодно. Вплоть до того, что рухнет наша семья. Ты хотел бы, чтобы кто-то тебе об этом рассказал?

Он задумался, и я видела — всерьёз. Потом спросил:

— А все знают этот секрет? Они меня жалеют?

Я категорически мотнула головой.

— Его знаю только я и никому не рассказываю.

— Тогда я не хотел бы знать.

Я почувствовала, что такой ответ изумил Дэвиса не меньше, чем меня. Но в этом ответе была доля правды.

— Почему? — спросила я.

Он одарил меня своей прекрасной улыбкой.

— Потому что я счастлив, Эми. По-настоящему счастлив. И хочу, чтобы все так и осталось.