Я – хранитель света!

Я не стала спорить со столь разумным предложением, всегда подозревала, что лучший способ ухода от проблем – это ноги. А сейчас у нас, похоже, были не проблемы, а почти неприятности. В лице ночного городского патруля, который завыл вдалеке!

Проверять, по нашу это душу столько внимания или это погоня за каким-нибудь ночным лихачом, не хотелось.

Но, как выяснилось чуть позже опытным путем, это все же по нашу. Во всяком случае, звуки опасности приближались.

Мы с Мором задали стрекача и понеслись по улице, затем нырнули под арку, через двор, сквер, поворот и… Мы выскочили в узкий и заброшенный переулок.

Дома, окружавшие его с обеих сторон, выглядели старыми и запущенными. На дороге, которая была покрыта трещинами и ямами, казалось, никогда не проезжало ни одной машины. Вдоль стен домов тянулись большие контейнеры, откуда несло гнилью. В них копошились грязные крысы, выбрасывая наружу ошметки мусора и бесшумно пропадая в темноте. Их тихие шаги и шорохи были единственными звуками в этом заброшенном месте.

От переулка веяло опасностью, но для крыс это был единственный дом. Они знали здесь каждый уголок. Это был их мир, где мусор был их едой, а темнота и укрытия – их убежищем. И мы с Мором, как две большие двуногие бесхвостые крысы, укрылись тут от погони. Она промчалась мимо, подарив нам незабываемые ощущения и нервный тик.

Поняв, что бежать больше не нужно, я уперла руки в колени и согнулась, пытаясь отдышаться. Приятель тоже глотал ртом морозный воздух, при выдохах выпуская пар, как огнедышащий дракон.

Когда ко мне вернулась способность не только нормально дышать, но и говорить, а на ум из цензурных слов пришло не только имя друга, я смогла спросить:

– И какого ты… – Быть совсем приличной девушкой не получилось. Зато я очень доходчиво донесла до Толье суть.

– Я немного не рассчитал… – признался приятель и тут почувствовал, что воздуха ему не хватает. – Ники… – прохрипел он. – У тебя, конечно, красивые и изящные руки, но не могла бы ты их убрать с моего горла? Ты меня сейчас задушишь.

А затем приятель попытался сам освободиться.

– Не мешай мне. Я мщу за потраченные нервы! – выдохнула я и… сама отпустила Мора.

А приятель, прокашлявшись и на всякий случай отойдя от меня на пару шагов, заговорил:

– Похоже, что ускоренная запись дала такой эффект. Я поставил на максимум, чтобы до утра не мерзнуть. И пошел эффект наложения энтропий. Он не находил выхода в матрице заклинания, и избыток сбросился вот так, в виде света и звука, – попытался оправдаться он.

– В следующий раз, когда будешь что-то ускорять и максимизировать, прихвати с собой подушку.

– Чтобы тебе было удобнее меня душить? – уточнил Толье.

– Нет! – рявкнула я. – Сверху положить на артефакт, чтоб он так не орал!

– Ага, вместо него орать будешь ты, – тоном заядлого самоубийцы поддел меня Мор.

Я решила сделать вид, что отвечать – ниже моего достоинства. То есть ничего умного и язвительного в ответ не придумала. А это случалось со мной нечасто. Настолько нечасто, что никогда.

– Ладно, давай посмотрим, ради чего мы рисковали своей шкурой и свободой, – предложила я.

Толье достал артефакт, оглянулся – скорее по привычке, чем подозревая реальных соглядатаев – и, раскрыв ладонь, пропустил через нее силу, активируя хран. Тот медленно поднялся в воздух и начал неспешное вращение. Уже, к счастью, без каких-либо звуков.

Картинка, которую проецировал амулет на посеревшую от времени штукатурку, не была ничем примечательна. Точно такой же день в академии, как и сегодня. С тем лишь отличием, что тогда была весна. А мимо ворот сновали адепты, преподаватели и просто те, кого по каким-то делам занесло в эти стены. Сначала их было немного. Затем мимо промчалась машина с эмблемой стражей порядка – сдается мне, это были те самые следователи, которые и занимались делом исчезновения юной Толье.

После какое-то время из ворот никто не выходил и никого не пускали. А к полудню – снова активное движение.

Я, глядя на это, задалась вопросом:

– А на записи мы видим истинные лица?

– Нет. Если кто-то под личиной, то и хран увидит лишь иллюзию.

– Вот демоны! – вырвалось у меня. Потому что я не представляла, как можно среди тысячи лиц найти то самое одно, если оно еще и под маской.

– Не то слово, – подтвердил Толье.

Крысы, копошившиеся у ног, пискнули. Видимо, выражая солидарность.

– А почему народа так много? – наконец сообразила я, что меня настораживает в записи. – Неужели тогда в академии училось в два раза больше студентов? Или это из-за исчезновения Лирин?

– Когда пропала моя тетя, какое-то время никого не выпускали, – подтверждая мои, догадки пояснил Толье. – Но после запрет вынуждены были снять, и скопившиеся студенты «хлынули».

– Всей академии сразу? – скептически уточнила я, глядя на число выходивших.

– Так в этот день в городе отмечали праздник цветов.

– Праздник цветов? – озадачилась я, припоминая, что у нас в городке что-то такое тоже было. Но проводили его без особого энтузиазма. А вот день города, который был спустя три дня, – тот да! Гуляния, салюты, обмен медными монетками на удачу. Смех и шутки…