«Я, может быть, очень был бы рад умереть»

Я спускаюсь в метро, пассажиры с палкой-подставкой на затылке, присоской приклеенной к стеклу вагона, чтобы не напрягать шею, когда они спят. У них есть ещё нагрудник с названием станции, на которой им нужно выходить, чтобы они могли разбудить друг друга, тогда они культурно отсоединяют присоску и идут домой. Я засыпаю и просыпаюсь от постукивания по плечу. Это – отряд охотников за самоубийцами: когда они видят одинокого человека, чрезмерно заторможенного и без нагрудника, они толкают его, чтобы проверить, что он ещё с нами.

Я дремлю в токийском метрополитене: разве я не слетел с катушек, скажите мне.

А если после пробуждения я обращаюсь к другой долготе, Америка не лучше. После общения с американцами вы теряете словесный

– you know, here in Portugal… very dififcult[22].

Веб-сёрфер спрашивает, является ли боль достаточно веской причиной, чтобы чувак не убивал себя.

«Но что в боли такого, что внушает нам страх? До определённого момента этот страх полностью пуст и иррационален. Почему мы так уверены, что не хотим чувствовать абсолютно никакой боли, даже ни на долю секунды, когда у нашей головы взрывается граната?»

Конечно, тема мне интересна, но я не совсем понимаю,

I don’t understand your point[23]

, – признаюсь я ночью.

Он продолжает:

«Безболезненность является важной предпосылкой. Более того, учтите, что смерть может быть приятной! А что, если смерть – это самый захватывающий опыт, предлагаемый человеку? Платишь несколько тысяч долларов и возможности сыплются как из рога изобилия. Смерть во время секса, на пике эйфории; смерть, когда мы вовлечены в самые тошнотворные (или приятные), самые запретные (или вожделенные) удовольствия в мире. Если нет будущего, которое можно разрушить, почему бы не проверить что-то, что в противном случае могло бы причинить нам боль или уничтожить нас одновременно? Все самые захватывающие вещи, которых мы избегаем из-за их риска или будущих последствий, стали бы вариантами!»

В конце концов – больной без всякой морали.

Ну раз ты называешь свои варианты, american gigolo[24], предлагаю тебе один, в соответствии, как мне кажется с твоими ожиданиями:

– Друг, – говорю я ему: под выбранное музыкальное сопровождение привяжи себя к четырём лошадям, по одной верёвке на каждую конечность, каждая рука и нога привязаны к шее соответствующей лошади. Возьми пять больших морковок и дай понюхать голодным животным. Пока верёвки ещё провисают, быстро отбрось подальше четыре морковки в четыре стороны по розе ветров, так, что лошади расчленят тебя своими сильными и ретивыми ляжками. А пятую морковку уже давно должен был засунуть себе в задницу.

Он отвечает:

– Ручная граната у тебя во рту будет надёжнее. Превращает тебя в месиво, размазанное по стенам, где-нибудь в подсобке у мясника.

Несколько дней назад некий Билл начал рассуждать здравомысленно: «Одно из самых серьёзных препятствий на пути самоубийства – это воля к жизни».

Блестяще… только, чтобы закончить таким образом: «А как на счёт культов любителей смерти? На это я бы очень хотел посмотреть: человеческое жертвоприношение по обоюдному согласию, некрофилия, зоофилия, каннибализм, возможно всё вместе и сразу в одном религиозном обряде, (который может даже быть христианским)».

В Интернете был один немецкий педик, который отрезал свой член и передал его другому немцу, чтобы тот его зажарил, но член оказался несъедобным и пришлось его сварить, но лучше не стало и он успокоился, только когда каннибал стал резать его на кусочки от корня к головке, они всё снимали, а умирающий немец объяснял, что они обо всём договорились по электронной почте и что этого он хотел больше всего на свете.

Могло ли это быть христианским обрядом? Думаю, что нет, несмотря ни на что. Американцы всегда примешивают религию ко всему на свете. Джефф из «Церкви Эвтаназии», поклонник «сладкой и лёгкой смерти», предлагает проект декларации:

Я, нижеподписавшийся, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, собираюсь убить себя. Моя жертва частично облегчит страдание и трагедию, порождённые моим видом, и будет служить символом ответственности. Если возможно, я хотел бы, чтобы моё тело было поглощено живыми существами, исполняя приверженность Церкви Эвтаназии убеждениям сокращать избыток человеческой популяции и восстановить правильные роль и характер человеческой смерти. Имея присутствие духа стать полноправным членом Церкви и подчиняясь её Первой Заповеди, я ожидаю, что тотчас стану Святым.