— Смотри, какой шустрый. Сейчас уточним. — Левин снял трубку и набрал приемную директора. — Алло! Степана Яковлевича, пожалуйста. Скажите: Левин из прокуратуры… Нет, мы не договаривались. Он меня знает. Действительно, они были знакомы давно, лет пятнадцать назад в конюшне вспыхнул пожар, погибли две очень дорогие лошади, Левин надзирал тогда за следствием. И сейчас, ожидая пока его соединят с директором конного завода, он подумал, что есть бесчетное количество людей в городе, знавших его и кого знал он, которых когда-то коснулась беда или неприятность, ставшая невеселым поводом для знакомства. Большинство потом падало из его жизни, но кое с кем сохранились если не дружеские, то просто добрые отношения. — Степан Яковлевич? Левин… Да-да… Ничего, как все, так и я… А вы?.. Ну и слава Богу… В общем-то пустяк. Мне господин Шоор подарил журнал «Я — жокей». Что это за парень с вашими лошадками? Кто? Локоток? Ага… Он что, по контракту? Понятно. Нет, больше ничего, спасибо… Да, Степан Яковлевич, а господин Шоор не собирается к вам? Жаль… Всего доброго. — Он опустил трубку и сказал Михальченко: Красавчик на картинках, которые перед тобой, это и есть наш Локоток.
— Здоровый бугай.
— Это еще не порок.
— Брать его надо! По всему сходится, что билет Тюнена таксисту дал он!
— Это каким же образом брать? — усмехнулся Левин. — Нам с тобой брать уже никого нельзя. Мы кооператоры, Иван.
— Я не в том смысле. Надо Остапчука подключать.
— Так он и побежит. Он скажет: «Я, ребята, свободен, делать мне нехрен, поручите чего-нибудь!..» Ну, допустим, возьмешь ты с Остапчуком Локотка. А он тебе сунет: «Билет я нашел, дорогие товарищи сыщики, мне он не нужен был и я бескорыстно отдал его таксисту». И утер он вам, сыскарям, сопли.
— Где нашел билет?
— В паспорте, дорогие сыщики, а паспорт в роще под кустиком, я там его и выбросил… Рано нам хватать товарища Локотка. Что-то еще нужно, чтоб товарищ этот стал гражданином Локотком. Если, разумеется, у нас будут основания.
— Надо бы проверить и его график движения. Когда он явился на съемки? Сверить эти его показания с показаниями Лынник. А что если он скажет, что и плащ нашел?
— И плащ и билет? Не много ли находок для одного раза?
— Нашел плащ, а в кармане билет.
— Хорошо, — соглашался Левин на возражения Михальченко. — Но билет он бескорыстно отдал таксисту, а почему же плащ — в ломбард? Допустим, в милицию не захотел, боялся связываться. Но почему в ломбард, а не сразу в комиссионный? Тоже ведь вопросец, Иван. А ответ, по-моему, один: ждал, чтоб истек срок и плащ из ломбарда ушел в комиссионный анонимно… Поскольку хватать Локотка, как ты понял, нам уже не дано, полезно было бы с ним хотя бы побеседовать до его возвращения сюда. Там, в Коктебеле, будет эффект внезапности. Он кое-чего стоит.
— Значит, ехать мне в Крым?
— Неплохо бы, конечно, вместе с Остапчуком, тут ты прав, но… Не поедет Остапчук.
— Попробую его уговорить.
— Если удастся встретиться с Локотком, не переусердствуй, чтоб нам потом прокуратура шею не намылила. Не забывай, нам нужен всего лишь старик Тюнен. А дальше — дело не наше.
— Поглядим, — Михальченко бросил на стол журнал и вышел…
31
На каталожной карточке Левин написал: «В. Агафонов. „Расследование убийств. Методика. Рекомендации. Истории“. Кооперативное издательство „Знамя труда“».
— Мне нужна эта книжечка, — сказал Левин, протягивая карточку библиографу университетской библиотеки.
— Вам придется подождать, — сказала она и удалилась.
Эту библиотеку Левин помнил со студенческих лет, помнил запах ее гардеробной — теплый, влажный от пальто и зимних шапок, на которых таяли снежинки, — стук металлической решетки у двери на полу, когда об нее сбивали снег с обуви.
— Вы знаете, этой книги у нас нет, — дошел до Левина голос библиографа. — Может быть, в Академии наук…
В библиотеке Академии наук книги тоже не оказалось.
— Во время войны многие фонды погибли, — объяснила пожилая женщина в черном сатиновом халате. — Попробуйте обратиться к кому-нибудь из библиофилов. Вы профессора Нирода не знаете? Он историк, в пятидесятых годах работал в университете. У него очень хорошая библиотека. Иногда, правда, очень редко, в крайних случаях тревожим его. Ему уже восемьдесят семь.
— А вы не смогли бы дать мне его телефон?
— Только, пожалуйста, не ссылайтесь на нас, — она полистала алфавитную книжку и на обороте каталожной карточки написала номер телефона. — Его зовут Аполлинарий Дмитриевич.
— Спасибо…