В свои двенадцать хакима Исхак выглядел на девять. Другие служки частенько издевались над ним, называли коротышкой, недоросликом, карликом. Старались ужалить каждым словом: знали, как тяжело он переживал чужие насмешки, как плакал в потестатемы сна в подушку. Он пытался найти в себе силы держаться, не задумываться над совершенными поступками, но боль в груди всегда возвращалась. Раньше Исхак находил утешение в разговорах с мастером Преноменом: учителю удавалось найти нужные слова. Потому что наставник сам прошел через многие испытания. И как он говорил, из червя превратился в героя.
Из червя — в героя.
Проглотив ком в горле, Исхак закрыл глаза ладонью. Хотелось плакать навзрыд, чтобы кто-нибудь из мастеров встал из-за стола, подошел к нему и пожалел. Он заслуживал жалости! Он не Преномен: слишком рано жизнь сломала ему хребет, выбила остатки воздуха из груди. Дальше его ожидали лишь новые разочарования. Мозг цеплялся лишь за одну мысль: любую тварь в конце пути ждала смерть. Сколько надежды дарило это слово! Чего проще накинуть петлю на шею и крепко сдавить её? А можно воткнуть кинжал в грудь. И пусть после самоубийства Юзон не примет в свое царство! Начхать! Зато в бездонной тьме не существовало ни проблем, ни мнимых надежд, ни несбыточных желаний.
— Ты позволишь?
Исхак вздрогнул, оторвал взгляд от миски с едой. Перед ним возвышался мастер Нерон. Учитель был высоким костлявым человеком с впалыми глазами и длинным носом. Его брови были нахмурены, во взгляде читалась глубокая печаль, губы скривились в противной гримасе.
— Садитесь, конечно, — пробурчал мальчик. Слова с трудом вырывались из глотки.
«Скажите, что меня убьют сегодня же. Например, отдадут в жертву Юзону. Я не буду сопротивляться».
Облизнув тонкие губы, мастер тяжело плюхнулся на скамейку напротив Исхака.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Я немного устал.
— И всего лишь? — Брови Нерона поползли вверх. — Говори, не стесняйся, Исхак. Боль очищает душу. Даже великий Петро Тертиус временами был нытиком.
«Оставьте меня!»
Но вместо этих слов из губ сорвалось:
— Я немного устал, наставник. И все лишь. Сейчас доем похлебку и пойду спать.
Мастер Нерон положил руки на стол, сцепил пальцы и выжидающе посмотрел на него. Наверное, ему казалось, что его взгляд пронизывал насквозь, находил мельчайшие трещинки в душе Исхака. Однако на деле он выглядел глупым и смешным. До Квинта наставнику было далеко.
— Я с тобой хотел поговорить о кое-чем.
Исхак пожал плечами и без единой эмоции в голосе сказал:
— Так говорите.
Мастер попытался было нахмуриться, однако быстро унял эмоции. Он принялся теребить левой рукой карман табарда.
— Я понимаю, что тебе сложно после… После героической гибели Преномена. Еще и старейшина Димир взвалил на твои хрупкие плечи непосильную ношу в виде бывшего дворцового министра…
«Ношу в виде министра… Что он несет?»
Чтобы не засмеяться, Исхак уткнулся губами в запястье. Наставник принялся тараторить с еще большей скоростью:
— Собственно, я и пришел к тебе из-за Преномена. Я знаю, как ты был дорог ему, как он любил тебя! Любил как сына! Не каждый мастер подпускает ученика так близко к сердцу, Исхак. Я переговорил с другими наставниками и договорился, чтобы отвести тебя в келью Преномена. Там ты можешь выбрать и взять любые его вещи!
Наставник Нерон широко улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. Наверняка он чувствовал себя щедрым и гордым. Еще бы: он позволил мальчишке посидеть в комнате, где Преномен спал, ел и испражнялся. Исхак почувствовал, как в груди заклокотала ярость. Только сейчас до него дошло, что Нерон тоже участвовал в битве с псевдопалангаями, но в отличие от его учителя выжил и остался невредимым.
«Всё потому, что он не вступал в бой с лжепророками! Трус! Передо мной сидит жалкий червь».
— Так мы идем?
Исхак кивнул. Наставник ловко поднялся со скамьи и, виляя среди смеющихся толп несмышленышей, двинулся к большим костяным воротам, ведущим в длинный коридор. Хмурыми взглядами его провожали другие мастера. Они даже не смотрели в сторону Исхака, словно мальчика и не существовало вовсе. Для них он еще не был полноценным человеком. Для них он не обладал чувствами. Всего лишь существо, выполняющее их поручения. Сосуд, который можно заполнять всем, чем заблагорассудится.
Оказавшись в коридоре и стараясь не отставать от наставника, Исхак разглядывал стены, пол и потолки, словно в первый раз оказался в этом месте. Раньше он не замечал эту стеклянную мозаику на полу, изображавшую сценки из «Демортилиона» Валента Грациана: непобедимый Сципион поражал копьем правителя Летающего Замка, а нелюдские старейшины стояли на коленях и молились. На стенах красовались горельефы подземных тварей, раскрашенные золотистой охрой.
«Все сделано для того, чтобы подавлять».
Длинный коридор освещали пять жар-камней, вплавленных в мрамор потолка. Огонь не мог разогнать тени в углах, отчего Исхаку казалось, что кто-то пристально следил за ним. Кто-то маленький, но опасный, как ядовитый хунфусе.